Эту безоблачную картину омрачают некоторые факты, притом немаловажные: ближняя Атлантика, лежащая вдоль оси север — юг, была потеряна довольно рано. Средиземноморские моряки овладели этой дорогой еще за несколько столетий до того. В 1297 году генуэзские галеи впервые дошли непосредственно до Брюгге, а спустя два десятка лет за ними последовали венецианские galere da mercato*NA
(между 1310 и 1320 годом, а точнее, в 1317 году) и многие другие суда269. Этот процесс (не будучи причиной или следствием) совпадает с завершением периода процветания ярмарок в Шампани; в это время в Нидерланды и Англию нахлынули толпы итальянских торговцев; они располагаются там, как в завоеванных странах. Торжество мореплавания сразу ставит Италию в более выгодное положение: опираясь на свои колонии в Леванте и на свои торговые конторы на севере, она вырывается из объятий окружающего ее отсталого мира, превосходя всех богатством и развитием. Другое последствие, непредвиденное: оживление на Атлантическом побережье Европы, по крайней мере на некоторых его участках — в Андалусии, Португалии, на деле готовит Великие географические открытия270.Когда в середине XV века намечается медленный и мощный подъем, он снова идет на пользу итальянской экономике, одновременно морской и континентальной. Венеция и Генуя в это время господствуют на английском и фламандском рынках. Разрушение этой экономической системы происходит только в XVI веке. В самом деле, около 1550 года271
господство на путях сообщения между Северным морем, Португалией и Андалусией переходит к кораблям северных стран. 20 лет спустя, во время испано-английского кризиса 1558–1569 годов272, иберийцы вынуждены забыть о походах на Север или близки к этому. Следуя за ними по пятам, парусники с Севера тотчас же устремляются к Гибралтару и доводят до конца овладение Средиземным морем, начатое еще до 1550 года. Но дело идет не так уж быстро. В 1629 году один испанский старик (ему 87 лет) говорит в своих воспоминаниях о временах, когда Англия могла содержать не более 15 военных кораблей273.В целом эти перемены принесли Внутреннему морю прямые или косвенные убытки, но последствия их не были катастрофическими для средиземноморских стран. Испания и Португалия сосредоточили свои силы в первую очередь на обслуживании великих атлантических маршрутов. Показателен пример Бискайи: она поставляет самые лучшие корабли для Carrera de Indias*NB
, ее галионы отправляются в Индию, но ее zabras, которые до 1569 года возили шерсть и серебро из Испании в Антверпен, напротив, все реже появляются на северных маршрутах. Однако, несмотря на эти изменения, жизненно важная связь между Севильей и Севером сохраняется. Для северян, которые поставляют хлеб, рыбу, лес, железо, медь, олово, порох, сукно, полотно, скобяные изделия, суда новой постройки, плавания в Испанию окупаются благодаря обратному вывозу соли, вина, серебра… Иберийский полуостров без труда оплачивает подобные услуги.Итак, потери Средиземноморья компенсировались в рамках системы мирового хозяйства, широко открытой для итальянских купцов. Последние находятся в Лиссабоне и Севилье с самого начала. Генуэзцы дали толчок развитию Севильи и инициировали медленное и неуклонное движение капиталов, которое лежало в основе любой деятельности от одного края Атлантики до другого274
. Вмешательство генуэзцев и менее масштабное, но столь же важное влияние флорентийцев благосклонно воспринимались испанской экономикой. Итальянские дельцы из Венеции и Милана, действуя согласованно, удерживают за собой основные торговые пути в Нидерланды. И тех и других можно встретить в Антверпене, в Нюрнберге и даже на другом конце света, в Ормузе, в Гоа… Короче говоря, Средиземноморье не выходит из игры, оно участвует во всех играх. Оно даже руководит через посредство генуэзцев финансами Испанской империи и управляет свыше, через так называемые Безансонские ярмарки275, всем движением капиталов в Европе.Но этой универсальной системе не суждена была легкая жизнь. Когда голландские корабли Корнелиуса Хаутмана обогнули мыс Доброй Надежды в 1596 году, на пути в Индию, а в 1598-м по дороге обратно, это еще не означало катастрофы для Средиземноморья. Жизненные центры системы оказались задетыми лишь тогда, когда стали рушиться, с большим или меньшим запозданием, ее вековые устои. При наступлении подобных сдвигов затронутыми в первую очередь оказываются обычно более развитые участки экономики. Процесс перераспределения, однако, протекает довольно медленно. Наиболее показательными являются, возможно, 1620–1630 годы, когда в недра испанских финансов проникают португальские марраны, формально обращенные novos christäos*NC
и зачастую ставленники северного капитализма. Они приобретают право решающего голоса наравне с генуэзскими «hombres de negocios» («деловыми людьми»). 8 августа 1628 года у городка Матансас, близ Гаваны, armada у flota*ND Новой Испании были окружены и захвачены голландскими судами Пита Хейна276.