– Нет. Вместе с помещиком Ольстером и ярлом Барденом. Видимо, встретился с ними, когда те сопровождали сдавшегося в плен императора до Глеофа. Они некоторое время пробыли здесь, а потом уехали к себе в Филонеллон. От них мы отчасти узнали кое-что, хотя и не все. В Йефасе произошел скандал… И продолжился здесь, в кабинете. Я сути не знаю, но ваш отец… Он… Они сильно ругались с ним, эти старейшины. Мы так поняли, что в конце концов они выступили заверителями его воли и помогли оформить завещание.
– Завещание?! – едва не вскрикнула Йева, схватившись за голову.
– Да. Оно лежит в его покоях, запечатанное, – голос у Базила сел. – А когда старейшины уехали, то началось… Мы не знаем, кого он назначил преемником. Да и назначил ли? Господин Тастемара молчит. А никто и не спросит… Но все видят… Поэтому… Все начали врать. Льстить. Кто крадет, понимая, что хозяин больше не следит за казной так тщательно, кто пытается… – И Базил прислушался, не стоят ли за дверью. – Кто пытается сделать так, чтобы выбрали преемником его, хочет захватить власть в замке, хотя и неофициальную. Тебя… то есть вас не хватало, Йева. Не покидайте замок. Сходите к нему, прошу вас…
В отцовские покои графиня вошла с тяжелым сердцем. Победил Филипп фон де Тастемара или проиграл? Она увидела его сидящим в кресле со склоненной к груди головой, а перед ним едва тлел вспыхивающими угольками камин. Отчего-то ей вспомнились события после суда, сорок лет назад, когда глаза старого отца были такими же потухшими, а руки безвольно возлежали на подлокотнике. Но ей казалось, что теперь она уже не сможет отдать всю себя, чтобы переубедить его: у нее рос сын.
– Папа… – позвала она тихонько, стоя у двери.
– Чего стоишь, как чужая? – спросил граф. – Заходи, садись, дочь моя.
– Скажите, что случилось? Почему вы написали завещание? – У нее защемило в груди, но она сдержалась. – Неужели это из-за… – Она не смогла произнести имя Уильяма. – Из-за неудавшегося обмена пленниками?
– Не только.
Йева все-таки отошла от порога, чувствуя, будто уже не принадлежит этим стенам, этому убранству, этому отцовскому миру. Но в переживании за своего родителя она смиренно, подобрав юбку, опустилась перед ним на колени, как некогда в Йефасе, взяла его холодную руку в свою, прижала к бледной щеке. Он поглядел на нее сверху спокойно – даже слишком спокойно.
– Неужели я уже не смею узнать от вас, как от отца, что произошло? – тихо шепнула она.
– Произошло то, что должно было.
– Разве вы проиграли?
Он качнул головой.
– Победили?.. – спросила она, не веря.
Он опять качнул седой головой.
– Я, дочь моя, зашел слишком далеко, – ответил Филипп усталым голосом. – На этом пути мне пришлось прибегать к тем методам, за которые я сам себя заклеймил бы полвека назад. Я убивал тех, кто вверял мне жизнь. Я прятал знамена, которые мне передали, чтобы я гордо демонстрировал их. Я нарушал клятвы. Я шел против совета. После такого нет возврата.
– Вы сделали это ради Уильяма.
– Этому нет оправдания, и нет причин выдумывать это оправдание. А что до нашего Уильяма… Он остался у них добровольно. Но сделал бы он такой выбор, если бы не предшествующие этому события, если бы я не зашел с ним слишком далеко и вовремя остановился? Это лишь закономерный итог. Ты тоже зашла слишком далеко с этим подкидышем, оттого и глядишь на меня, смирившись с моим завещанием.
– Папа…
– Оставайся здесь сколько захочешь, – продолжил он, будто не слыша. – Тебя никто не посмеет выгнать. Плохого слова тебе тоже никто не скажет, потому что ты графиня Артерус.
Йева продолжала гладить его неподвижную руку, больше не чувствуя в ней силы воли. А Филипп глядел поверх нее, и в его глазах скакали отблески искр. Графиня понимала: ни она, ни отец уже не изменят своего решения. Чуть погодя, заслышав настойчивый зов сына, она ласково-виновато поцеловала руку отца и вышла в коридор, чувствуя, что былой мир для нее окончательно потерян, как, впрочем, и для всего Солрагского графства.
Глава 6. Старый падающий дуб
После заката всадник на сером коне покинул Йефасу и поскакал в сторону стоящего рядом замка. Однако туда он так и не попал, не добравшись даже до дубового леска. Вместо этого он свернул с тракта. Недавно прошедший моросящий дождь осеребрил под луной уже высыхающие травы и облетевшие с редких деревьев листья. Наконец конь донес его до широкой реки Йеф. У берега всадник спешился. Походка его под заурядным плащом была спокойной, легкой, можно сказать, грациозной. Даже спустя полторы тысячи лет в его глазах продолжал тлеть огонь любознательности, который уже давно потух в существах и куда более молодых.