Часть первая. Деревянный корабль

Представления, порожденные страхом Густава, и мучительные прозрения относительно судьбы Эллены струились и перемешивались: неудержимый, вязко-черноструйный поток… Густав чувствовал себя не столько самим собой, сколько безымянным, предназначенным на убой животным, которое живым проходит через какие-то ворота и потом издыхает, не привлекая к себе внимание, — становясь обреченным на расчленение предметом еще тогда, когда невинно дышит в своем красивом теле. Как быки, которые неспешно пережевывают пищу, хотя никакого будущего у них уже нет. Пряный комок обслюнявленной травы застрянет в глотке такого быка, вызывая удушье, в момент, когда топор соприкоснется с его лбом…

Густав сильно дернул за веревку. И очень удивился, почувствовав, что его медленно тянут вверх. Когда он, опираясь на локти, выбрался из дыры, на висках у него блестели крупные капли пота. Он сказал:

— Нужно было спускать меня головой вперед; но, боюсь, мне не хватит мужества…

Суперкарго ответил:

— И моих сил для второго раза не хватит.

Густав взглянул на него. Непосильное напряжение увлажнило потом и это лицо.

* * *

Той же ночью жених Эллены рассказал суперкарго о своем переживании в балластном трюме: о встрече с судовладельцем. Густав сперва преподнес это приключение без комментариев, но потом добавлял все новые соображения, приходившие ему в голову, когда он мысленно возвращался к случившемуся.

Выслушав рассказ, суперкарго стал малоразговорчив, настроение у него испортилось. Его реплики, касающиеся необычного происшествия, были уместными — но не прозорливыми, а скорее неловкими, отмеченными ленивым равнодушием. Он не горячился, как в свое время капитан. И, казалось, вообще не понимал, почему Густав с такой ожесточенностью пытается сплести все нити эпизода в одну косицу, а потом вывести из этого некий неотвратимый вектор, доказать воздействие происшедшего на дальнейшее. Георг Лауффер предпринимал определенные меры, чтобы дистанцироваться от неумеренных словоизлияний Густава. Однако упрямство последнего на сей раз было не так-то легко обуздать.

— Этот человек способен на всё, — сказал Густав, чтобы нейтрализовать возражения суперкарго, пока что даже не произнесенные вслух.

— Я бы воспринял присутствие судовладельца как… как своего рода вызов, — сказал суперкарго.

Густав попытался было подобраться к ускользающему значению слова «вызов». Но еще прежде, чем удалось уловить в нем какой-то смысл, жених Эллены услышал, как другой снова заговорил:

— Я мало знаю этого человека. Не он утверждал меня в моей должности. Я подчиняюсь правительственному учреждению.

— А если вы обманулись… — перебил его Густав.

— Я часто обманывался, — сказал Георг Лауффер. Он постарался, чтобы последние слова прозвучали непритязательно и легко.

Теперь Густав пожелал узнать, почему серый человек находит тот чудовищный факт, что темный коридор безвозвратно поглотил молодую девушку, менее невероятным, чем предположение, что собственник корабля — ради удовольствия или с какими-то иными намерениями — инкогнито путешествует как пассажир на своем корабле. Густав был полон решимости выявить связь между этой неодушевленной материей (не сопротивляющейся или, наоборот, готовой ко всему) и порочной душой подозрительного ему человека. Правда, жених Эллены старался на данном этапе формулировать подозрения в адрес судовладельца как можно осторожнее.

Суперкарго сказал: он-де и прежде возражал против такой точки зрения и теперь считает умышленное нападение на фройляйн Эллену крайне шаткой гипотезой, не заслуживающей серьезного рассмотрения.

— Как же тогда произошло несчастье? — выкрикнул Густав. — Ведь речь идет не о том, чтобы предъявить кому-то обвинение. А лишь о предварительном шаге. О начале расследования.

— Каверзная мысль, — сказал Георг Лауффер.

И тут Густав взвился на дыбы. Он, мол, решился преодолеть все препятствия и ту реальность, что всегда была здесь, сделать наконец достоянием своего сознания. Он будет задавать вопросы. Плевать, если кто-то сочтет его поведение обременительным. Он не отстанет от серого человека. Его вдохновляет неукротимая надежда, что удастся обнажить тайные пружины преступных замыслов. Он больше не собирается никого щадить. Помнится, когда-то ему уже давали уклончивые ответы. Теперь его желание получить информацию сделалось более настоятельным. Ему нужно лишь несколько подтверждений — этого будет вполне достаточно…