Часть первая. Деревянный корабль

Теперь у нас есть все данные, чтобы попробовать разобраться в сути начальной катастрофы (гибели деревянного корабля) и пожизненного процесса над Хорном.

Подобие такой катастрофы описывается в «Новом „Любекском танце смерти“», хотя об убийстве невесты героя там речь не идет (см. выше, с. 262–263, 284; курсив мой. — Т. Б.):

Странник:

Дождь стучал по окнам. Он был как морские волны, набегающие на берег. Как звон косы в ольховых зарослях. Как скрипки растущей на дюнах травы. Как струящийся песок на подветренных склонах. И я понял: настал час, когда я должен уйти. В этом мире много дорог. И дороги хотят, чтобы по ним странствовали. <…> Она была моей дорогой подругой. Временами — моим жилищем, где я обустраивался со всеми налипшими на меня обломками. И находил там место, и каждый струп на мне тоже находил место для себя. <…>

Она понимала: некоторые мысли в наших сердцах нам не принадлежат, мы для них только оболочка. Точность — добродетель оседлых; в неясностях таится дух авантюры. <…> Итак, я оставался там долго. И спокойно набирался сил, и пропитался молочным запахом ее кожи. И отяжелел на взгляд безучастной комнаты, где Она стала обликом наподобие юной девушки, еще не знающей, из-за кого ее подушка промокла от слез. <…>

В моем же организме, который мало-помалу отдохнул, обнаружилась какая-то гниль. Беспокойство, сомнения, тоска по далям. Этот яд взросления: когда душа неспокойна; поступок, едва его совершишь, видится совершенно ничтожным и оставляет после себя мучительное желание предпринять что-то новое. <…> Может, счастье ждет меня в Африке. <…>

Та, от кого я бежал, которая многое мне прощала, пусть простит и что я покинул ее. <…>

Хор (шепчет):

Для твоего сына сейчас ломается скорлупа детства, и у него нет желания оставаться в ней.

В «Новом „Любекском танце смерти“» то, что происходит с Молодым человеком, описывается как нечто естественное, как катастрофа взросления, после которой его жизнь, собственно, только и начинается. Однако образ Подруги расплывчат; она — и жилище или комната юноши, и вымечтанный им «облик». В конце концов — в пьесе — Молодой человек возвращается к своей невесте (с. 290; курсив мой. — Т. Б.):

Моя заблудшая душа вернулась к спасительному месту. Будто собор со многими крепкими колоннами был воздвигнут в качестве святилища для моих чувств — так раскачивается во мне требовательный покой.

В романе же Хорн — в письме к умершей матери — пишет (Свидетельство II): «Как ребенка меня не в чем обвинить, как мертвый я оправдан». То есть и здесь вина возникает — или начинается — на переломе от детства к взрослению.

Убитая Эллена — кто она была? Каждый из участников катастрофы видел ее по-своему…

Разговор Густава и Тутайна (Свидетельство I, с. 179–180):