Часть первая. Деревянный корабль

— Сказочка о попытке взломать один ящик, как вы изволили выразиться, — парафраз преступного намерения экипажа выведать тайну груза. А такое намерение есть первый шаг к бунту. Даже малейшее подозрение в ненадежности исключает возможность участия в нашем рейсе. Потому-то корабль и поменял капитана и команду, а вновь набранный экипаж, в свою очередь, подвергся проверке.

Вальдемар Штрунк вышел из каюты, не проронив ни слова.

* * *

Он стоял с Элленой и Густавом на бушприте и пересказывал им разговор с суперкарго. Он умолчал, что был поставлен в известность о совместной ночи влюбленных. Молодые люди находили, что капитан слишком скуп на слова.

Вальдемар Штрунк смотрел вперед, на море. Позволяя теплому шелковистому ветру гладить лицо. На какие-то минуты мысли от него отдалялись. Горизонт, расплывающийся… Летняя дорога, которая поднимается вверх, среди сочных лугов… Выше уже не разглядеть ни местности, ни человеческих жилищ. Никакого сообщения между ближней зеленью и далеким серым небом^{24}. Пронзительный тон воспоминания — неотвратимый, сравнимый с последним мгновением повешенного, когда тот видит одинокую темную виселицу посреди едко-свинцовой пустоты. Вальдемар Штрунк задумался о своей родине и о счастье, происшедшем от чресл его^{25}.

Почему человек после бесславной борьбы должен приходить с полными горстями? Он не мог и не хотел признаться молодым людям, какой стыд испытал. Не хотел поделиться и тем, как втайне обрадовался, что его не испугали новейшие приборы суперкарго! Плевал он на все эти электрические реле, подслушивающие устройства, радиопередатчик с массивной антенной для внутреннего использования! Капитан чувствовал: подозрительные тайны скукожились, прежняя мера вещей восстановлена. Он, правда, не попытался прояснить некоторые мелочи — поскольку разговор под конец принял неблагоприятное для него направление. Зато теперь за эти мелочи уцепился Густав. Молодой человек непременно желал узнать предназначение туннеля под кроватью. А пока его желание не было удовлетворено, не переставал говорить о возможности ночного нападения, изнасилования и убийства, о жестокой предусмотрительности преступника. В конце концов Густав поспешил прочь. Чтобы призвать к ответу суперкарго, этого Серолицего.

Вальдемар Штрунк с дочерью спустились под палубу. Ждали в каюте Эллены. Суперкарго и Густав явились нескоро. Георгу Лауфферу пришлось самому взглянуть на проход под койкой.

— Как, позвольте спросить, — обратился к нему Густав, — вы объясняете наличие этого туннеля?

Суперкарго молчал.

— А ведь такая конструкция открывает возможность для отвратительных козней, — настаивал молодой человек.

— Не знаю, многим ли кораблям вы заглядывали в нутро, — сказал Георг Лауффер, — и сколько необъяснимых, халтурных приспособлений, использованных конструкторами, вам довелось там видеть… Что касается нашего корабля, то пассажирские каюты были устроены на нем в самый последний момент. Прежде нужды в них не возникало.

— В морском деле я, конечно, профан, — ответил Густав, — но вообще, как мне кажется, слабоумие кораблестроителям не свойственно.

— Об умственных способностях этих обитателей Земли я судить не берусь, — сказал Георг Лауффер, — скажу лишь о себе: я далеко не всезнающий. Уже средних размеров словарь может поставить меня в тупик.

— Что вы хотите сказать? — не совладав с собой, резко спросил Густав.

— Предназначение туннеля я вам объяснить не могу. Поскольку ничего об этом не знаю, — ответил Георг Лауффер. — Сопоставляйте сами одно и другое, если не желаете оставаться в неведении.

— Так вы, значит, не хотите раскрыть тайный замысел, связанный с этой шахтой? — упрямо и весьма невежливо настаивал Густав.