— Пять раз подряд он спросил меня, кто такой этот иностранец, твой друг, — объяснила девочка. — И десять раз за одну минуту — первый ли гость у меня
— Он любит тебя, Буяна, — сказал Тутайн. — Может, ты давала ему недостаточно четкий ответ.
— Очень даже четкий, — сказала она. — Я вновь и вновь повторяла: да, да, да, да, да, да, да, да, да, да. — Она отсчитывала по пальцам.
— Это успокоит его, — сказал Тутайн.
— И только в одиннадцатый раз я наконец ответила:
— Это была ложь, — вырвалось у испуганного Тутайна.
— Он напрашивался на ложь, — сказала Буяна. — Если он не доверяет правде, то не поверит и лжи.
— Наверняка ваша встреча закончилась плохо, — сказал Тутайн.
— Вовсе нет, — сказала Буяна. — Просто он стал немножко бояться меня.
— Надеюсь, ты все же не оставила ему возможность пойти к другой девушке? — спросил Тутайн очень тихо, но дрожа от волнения.
— Я ведь не дурочка, — ответила она высокомерно, почти нахально. И показала деньги, зажатые в кулаке. — Но теперь я хочу помыть руки, — добавила с неописуемой небрежностью, на остатке все того же, уже иссякающего дыхания.
На лбу у Тутайна выступили капли пота. Он их смахнул носовым платком.
— Чего ты, собственно, добиваешься? — спросил я с ожесточением. — Справиться с такими событиями ты не можешь. Или ты мучаешься лишь потому, что рядом оказался я?
— Все обстоит иначе, — сказал он. — Со мной и с Буяной ты еще разберешься. А сейчас я боялся несчастья… или какой-нибудь отвратной безвкусицы.
— Тебе придется кое-что изменить, — сказал я с тем же ожесточением.
Буяна между тем успела помыться. Она внезапно показалась мне изменившейся. Полностью освобожденной от прошлого. Она выпила рюмочку тростниковой водки. В ее глазах появилась та глубина, что сродни межзвездному пространству. Тутайн, покоренный, две или три секунды не отрывал от нее взгляда, истолковать который я не берусь. Потом опустился на стул, не глядя затолкал себе в рот какую-то снедь, запил водкой.
— Присоединяйся, — сказал. — Подозреваю, что мы еще не наелись.
Но продолжать трапезу никому не хотелось. Пища, которую проглотил Тутайн, похоже, застряла у него в горле. Он закашлялся и снова выпил.
Тут девочка заговорила:
— Скажи, твой друг такой же умный, как ты?
Тутайн, застигнутый врасплох, на мгновение задумался. Потом ответил:
— Он умнее. Намного.
Я хотел прекратить бессмысленный разговор, но только ухудшил ситуацию своим выкриком: «Глупее, глупее!»
— Он разбирается в математике, — сказал Тутайн. — А математика для одинокого духа — это нечто неописуемо грандиозное и надежное. Взаимный расчет с мирозданием и Предопределением. Подведение итогов, осуществляемое в молчании и без споров, с помощью таинственных знаков, которые ничего не говорят непосвященному.
Буяна обратила ко мне лицо с глазами-колодцами — очевидно, чтобы проверить, можно ли обнаружить в моем внешнем облике зримые следы этой приписанной мне добродетели (про которую она ничего толком не поняла). И я покраснел.
— Кроме того, он музыкант, — продолжил Тутайн. — Из тех музыкантов, которые сочиняют мелодии. Музыка возникает у них в голове. Они слышат ее еще прежде, чем услышат херувимы и серафимы, и записывают… как красивые обращения к камням, деревьям, животным и людям.
— Тутайн, — крикнул я, — ты говоришь неправду: я дилетант!
— Никакой ты не дилетант, Аниас, — громко ответил он. — Ты не видишь себя со стороны, но я-то тебя вижу. Для любого человека самый непонятный из всех людей — он сам.
Буяна глубоко вздохнула.
— А я умею только танцевать, и то очень плохо, — сказала она.
Я взял ее руку в свои ладони, потому что увидел, как глаза у нее наполнились слезами. Горькой водой, в которой купается наше сердце, когда мы осознаем, что нас окружает пустота.
— Почему, собственно, Андрес не вернулся вместе с тобой? — спросил Тутайн. Так ветер, с легким присвистыванием налетающий с юга, вдруг сменяется тяжеловесным и порывистым северным ветром.
— Он хотел прийти. Я этого не захотела, — рассудительно ответила девочка. И потом придушенным голосом задала вопрос: — А твой друг сегодня останется у меня?
— Да, — ответил Тутайн как бы от моего имени. Он смотрел в пол. Я не стал возражать.
Внезапный слом в разговоре. Долгая пауза. Мысли, которые не находят пути друг к другу.
— Я очень устал, — вот всё, что я счел нужным сказать.
— Ложись, — сказал Тутайн через некоторое время. Он поднялся, откинул одеяло с постели. Это было заманчиво: я почувствовал аромат свежевыстиранного белья.
— Буяна сядет на коня и совершит прогулку по миру, — сказал Тутайн. — Ты можешь раздеваться без чувства неловкости. Она этого не увидит.
Действительно, она взобралась на коня и принялась раскачиваться. Тутайн стянул с моих плеч пиджак, дабы положить начало…
— Мне вернуться через час? — спросил он.
— Приходи завтра утром, — сказал я. — Этой ночью я буду спать крепко.