Часть вторая. Свидетельство Густава Аниаса Хорна (Книга первая)

Ночью, три дня назад, произошло нападение. Я спал. И враги атаковали мою голову. Я проснулся. Невообразимая боль стискивала мозг. От этой боли я потерял сознание, но тем не менее меня продолжали пытать. Тело покрылось холодным потом; ощущение холода проникло и внутрь разламывающейся головы. Сердце начало биться нерегулярно, оно устало. Газы, вместе с дурными запахами, поднимались от желудка ко рту. Я забыл все, что во мне было из желаний, имен и понятий. Я забыл себя и теперь существовал только как машина, в каком-то месте поломанная. Меня вырвало; это принесло облегчение; но распад всего организма не прекратился. Я чувствовал этот физический коллапс, хоть и не мог его осмыслить. Я стонал. Я боялся шевельнуться, потому что даже малейшее изменение положения усилило бы грызущую боль. Я обнаружил, среди этих мучений, что для моей истерзанной головы лучше всего, когда я стою. Но разве мог бы я стоять непрерывно?.. Через двадцать часов боль утихла. Свойственные мне представления постепенно вернулись. Вновь всплыли имена и понятия. Воспоминания мало-помалу выныривали из тумана забвения. Первое, о чем я подумал, — что в мозгу у меня все изглажено. Невозможно измерить, насколько унизительна такая мысль. Я остался без любви, без ненависти, вообще без страстей, без какой бы то ни было деятельности, без грез, без фантазии — и даже не во тьме, наполненной страхом. Мне не хотелось ни есть, ни пить. Я забыл о своем дыхании. Любое братское живое существо стало для меня безразличным, даже обременительным; я ни у кого не искал помощи, и никто мне ее не предложил. Всё сделалось неважным; моя плоть теперь направляла производимую ею теплую энергию на решение одной-единственной задачи (не этической, а относящейся к низшим животным инстинктам): пробить брешь в стене боли; отыскать какой-нибудь выход; смягчить шок от осознания своей несостоятельности. Во что бы то ни стало… Медленно я стал возвращаться к привычному образу жизни. Это уже не был прежний образ жизни. А лишь бессмысленная видимость активности — после коллапса. После того как я уже внутренне приготовился к смерти. — — А теперь я заметил, что забываю эти удары пыточных подмастерьев; постепенно забываю, как подвергался насилию: что мне ломали руки и ноги, что меня лишили мужественности, что мою грудь зажимали в тисках, а потом долго били по ней деревянными колотушками. Я забываю. Ничто не забывается легче, чем боль, которая уже позади. Я забываю лицо своей смерти, потому что я снова выплыл на поверхность. — — Но теперь я знаю, что такой приступ повторится. Через сколько-то дней, или недель, или месяцев. Я боюсь его, хотя и не имею сил, чтоб бояться. Я стал по-новому бессилен. Опустошение, причиненное болью, оставило после себя усталость, какое-то равнодушие. Мое отношение к себе изменилось. Я ощущаю старение своей плоти. Она больше не сладкая. Похоже, сейчас я мог бы совершить все те бессмысленные, мучительные и жалкие поступки, которые прежде казались мне отвратительными. Мог бы постараться войти в выхолощенное лоно какой-нибудь шлюхи. Унижаться, хотя ничто меня к этому не принуждает. Подавить в себе всякое чувство собственного достоинства, чтобы уподобиться подлинным уродам, не освобожденным от необходимости жить: калекам, горбунам, людям с обезображенными лицами и телами, с волосатыми бородавками, с гримасами гнева — и тем другим, кто внешне выглядит благопристойно, но внутренне весь покрыт гнойниками, побуждающими такого человека искать вонь и целовать падаль. Я мог бы присоединиться к скупцам, которые терзают самих себя. Перестать оказывать сопротивление безднам. Не уважать больше законы Мирового Порядка, защищающего очень и очень многих. Предвосхищать Не-Порядок гниения. Подхватывать крики молодых и здоровых, которые пока находятся в безопасности. Крики, выражающие отвращение таких счастливцев при виде умирающих. — — Нездоровое уже поселилось во мне. Я устал. Изнеможение отравляет меня, словно яд. А холод все еще держится. Он присутствует здесь, как несчастье высотой до самого неба. Это несчастье выражено в крике: НАПРАСНО.