Я принял на себя обязательства,
я понял происшедшее именно так. Я должен писать музыку; настолько хорошо, насколько могу. Необходимо, чтобы я еще усердней, чем прежде, знакомился с неисчерпаемой сферой музыкального творчества, чтобы я продолжал учиться и оттачивал свои идеи, сравнивая их с открытиями других музыкантов. Себя я вообще в расчет не принимал. Главный вопрос я пропустил мимо ушей. Да и не мог бы тогда на него ответить. Он до сих пор стоит рядом со мной. Но, во всяком случае, теперь я могу представиться моему Противнику или моей Смерти, кем бы он ни был, сказав: «Я — это я и никто другой». (Теперь я уже не уверен, что такое притязание не искажает факты. Тутайн ведь тоже стал частью меня. Так я перехитрил свое происхождение: благодаря тому, что он стал частью меня.)Месяцы и годы в Халмберге, которые последовали за тем датским концертом, внешне были спокойными и бессобытийными. Я работал как одержимый; но не всегда с воодушевлением. Я выполнял обещания. Количество моих работ увеличивалось. Их печатали. Их покупали и исполняли. Мои доходы оставались весьма скромными. Моя слава росла медленно и без помпы. Тигесен хвалил меня. А порой и ругал. (Он выискивал поводы для упреков, потому что стыдился, что так сильно любит меня.) Находились и другие люди, которые хвалили или ругали мои работы. Вокруг меня росли стены. Моя работа делала меня одиноким. Только Тутайн иногда прорывался внутрь через с трудом открывающиеся ворота. Тогда на глазах у меня выступали слезы, от радости и от печали. Для Халмберга я был выгодным предприятием.
Предприятием под названием «композитор». Я не был партнером для разговора, я был некоей абстрактной величиной.