Часть вторая. Свидетельство Густава Аниаса Хорна (Книга первая)

— Она, наверное, в горах, — сказал он невозмутимо. — Наверное, родной отец забрал ее. Парень это крепкий, но черный как уголь. — Он теперь снова заговорил очень тихо и долго смотрел на меня. — Я вообще ни во что не верю, — добавил после паузы. — Само собой, все это ложь. Во-первых, у Джимми сломана рука, в чем я уверен, потому что сам же ему эту кость и сломал. Во-вторых, ниггер не станет линчевать свою черную дочку — если, конечно, не любит ее больше себя самого. А в этом я сомневаюсь, потому что он отдал ее мне на воспитание за подобающую сумму^{125}. Что я позднее откусил ему ухо и покалечил руку — всего лишь недоразумение, к сердечным делам это отношения не имеет^{126}. В-третьих, ее нельзя заполучить снова, не пристрелив прежде эту бестию, ее отца.

— Я пойду к нему, — сказал я.

Он окинул меня презрительным взглядом, прищелкнул пальцами:

— Я не настолько спятил, чтобы посвящать никчемного молокососа в свои дела. Вы, господа, несете ответственность за причиненный мне ущерб, вот и все.

— Мы не затем сюда пришли, чтобы торговаться с вами, но чтобы найти Эгеди, — сказал я громко.

Толстуха начала плакать. При этом она причитала: «Мой Фридрих, мой Фридрих…»

— Зачем вы сюда пришли, меня не заботит, — сказал мужчина. — Но я вас обоих брошу с сотрясением мозга на дороге, если вы не прекратите мне досаждать.

Даже эту грубость он произнес тихо. Между тем в его длинном теле уже подготавливался какой-то взрыв: как если бы под кожей мало-помалу скапливался яд. Страшное напряжение вдруг отпечаталось на его пепельно-сером лице. Я мысленно прикинул, что уступаю этому человеку в физической силе, к тому же у меня нет никакого опыта по части применения кулаков. Я собрался с духом и, потянув Тутайна за рукав, сказал:

— Мы сейчас уйдем.

Тутайн стряхнул мою руку, шире расставил ноги. Я увидел, как мужчина, замахнувшись, шагнул ко мне. Тутайн прыгнул вперед и кулаком ударил его в живот. Мужчина, не завершив начатого движения, замер и, широко раскрыв глаза, повернулся к новому противнику: но не перешел в нападение, а пошатнулся. Второй удар кулаком обрушился на его лицо. Я внезапно почувствовал, как женщина обхватила меня сзади, бросила на землю и уже в следующее мгновение навалилась сверху всем своим весом. Очевидно, она действовала по определенному плану и ожидала немедленной поддержки со стороны мужчины. Но поскольку поддержки не последовало, я выиграл время и смог освободиться, по крайней мере, настолько, чтобы пустить в дело кулаки. Я заколотил по податливой жирной плоти. Но достиг не очень многого — потому что, вследствие внушенного мне воспитанием предрассудка, вел поединок с чрезмерной сдержанностью. В конце концов я понял, что потерплю поражение в борьбе с этой женщиной. Тогда я выбрал в качестве цели ее утопающие в жиру глаза. Это помогло. Я высвободил ноги, уперся коленом в ложбинку между раздутыми грудями. И встал.

— Пора сматываться, — сказал Тутайн.

Мужчина валялся на земле. Из его ноздрей двумя струйками вытекала кровь. Женщина приподнялась, оглядела поле сражения и принялась жалобно причитать: «Мой Фридрих, мой Фридрих…»

Тутайн возился с калиткой. Лишь после нескольких неудачных попыток ему удалось извлечь болт.

— Мы были заперты, — сказал Тутайн.

— Я хочу заглянуть в дом: убедиться, что Эгеди там нет, — сказал я.

— Ты совсем спятил! — крикнул Тутайн. — Если мы сейчас дадим деру, то, может, и уцелеем. Но как только у хозяина перестанут бурчать кишки, он начнет выпускать нам вслед пули.

Мы побежали. Я заметил, что у меня стучат зубы.

* * *