Часть вторая. Свидетельство Густава Аниаса Хорна (Книга вторая)

Тутайн может быть и Анхизом — отцом Энея, которого тот выносит на своей спине из горящей Трои. Персонаж новеллы Янна «Свинцовая ночь» (1956) несет на спине неожиданно встреченного им пятнадцатилетнего мальчика Андерса, свое второе «Я» (Это настигнет каждого, с. 89–90):

Он не помнил ни кто сидит у него на закорках, ни почему он несет этого кого-то сквозь ночь. Он покорился судьбе.

«Жизнь, всякая молодая жизнь драгоценна. Как бы она ни складывалась, — бормотал он себе под нос. — Дымка юности… я несу на себе дымку юности». <…>

Он сознавал, что не может продолжать диалог с собой; но хотел бы его продолжить, пусть даже с помощью слов, содержащих одни глупости и только умножающих тьму, отчасти совиновную в том, что у него теперь нет никаких намерений. Он был под своим всадником как животное: был унизительно одинок.

Анхиз, между прочим, был не только возлюбленным Венеры (как Тутайн — возлюбленным Буяны); он еще и скрещивал своих кобыл с божественными жеребцами, принадлежавшими царю Лаомедону (Илиада V, 265–273):

«<…> Кони сии от породы, из коей Кронид громовержец
Тросу ценою за сына, за юного дал Ганимеда;
Кони сии превосходнее всех под авророй и солнцем.
Сей-то породы себе у царя Лаомедона тайно
Добыл Анхиз властелин, из своих кобылиц подославши:
Шесть у Анхиза в дому родилося породы сей коней;
Он, четырех удержав при себе, воспитал их у яслей;
Двух же Энею отдал, разносящих в сражениях ужас.
Если сих коней похитим, стяжаем великую славу!»

Эта история сближает Тутайна со сказочным Кебадом Кенией, который, воскреснув, по ночам крал у соседей лошадей, «чтобы опять и опять принимать в собственность свою землю, чтобы творить свой грех» (Деревянный корабль, с. 129 и 471–479).

Аякс (Аугустус) — видимо, тоже гений, но связанный не с небесными высями, а с подсознанием. К нему больше подходит высказывание Горация (Послания II, 2, 197–199):

Знает то Гений, звезду направляющий нашу с рожденья:
Бог он природы людской, умирающий одновременно
С каждым из нас; он видом изменчив: то светлый, то мрачный.

Со звездой сопоставляет Аякса Хорн («Я не вправе признаться ему, что только одна звезда еще светит для меня в этом мраке: позолоченный сосок Аякса…»: Свидетельство II, с. 581). Аякс однажды говорит о себе (там же, с. 551):

Я сконструирован совсем просто. Двухцветные обрезки бумаги были перемешаны. Время, час за часом, запускает лапу мне в грудь и извлекает наружу то желтые, то красные клочки.

* * *

Но вернемся к праздникам апреля.

21 апреля отмечалсяДень основания Рима, приуроченный к древнему, еще доримскому, сельскому празднику Парилий. Дело в том, что, как рассказывается в «Энеиде», Эней, высадившись на италийском берегу, прежде всего посетил оракул местного божества Фавна, или Пана (Энеида VII, 81–91).

Овидий же, в связи с праздником Парилий, рассказывает, что к такому оракулу обращался в неурожайный год и царь Нума Помпилий (Фасты IV, 649–654):

Лес престарелый стоял, топорам дровосеков запретный,
И Меналийскому он был посвящен божеству [Пану. — Т. Б.]

:Из лесу бог подавал ответы спокойно безмолвной
Ночью. Нума в лесу двух закапает овец,
В жертву Фавну одну, другую сладостной Дрёме,
И на земле постелил шкуру и той и другой.

В романе этому соответствует эпизод встречи Хорна с троллем (Свидетельство I, с. 409 и 423–424):