Часть вторая. Свидетельство Густава Аниаса Хорна (Книга вторая)

Я снова прикрыл труп смоченными в формалине носовыми платками, на сей раз крепко его обмотал толстым слоем тряпок и щедро облил получившийся сверток жидкостью. Колени у меня дрожали от напряжения. Прошло несколько часов, но для меня они не имели ощутимой протяженности. И опять сумерки прислонились снаружи к оконным стеклам. Я чувствовал себя разбитым, опустошенным, взмокшим от пота, воняющим и мерзнущим одновременно. Тысячи людей до меня так же стояли возле трупа друга или возлюбленной, стараясь побороть предательство собственной плоти. Только рассказов об этом сохранилось очень не много. Тело Джорджоне не отшатнулось в страхе от пожранного чумой тела его возлюбленной, оно добровольно бросилось в бездну гниения. Я слышал, как одна мать, у которой умер маленький ребенок, сказала: «Если бы мне позволили, чтобы он сгнивал в моей сумке, я бы примирилась с Владыкой судьбы». Доктор Воке, применив все обретенные им умения, забальзамировал тело своей красивой молодой жены. Закончив эту работу, он показал ее моему отцу. И та боль, которую испытываю я сам, тоже есть нечто давно известное — — повторение уже бывшего. — Мою несовершенную работу, уж какой она получилась, мне пришлось скрывать. — — —

Колени у меня дрожали. Туман снаружи почернел и выпил последнюю скудную светлоту. Я оглядел комнату, захлебывающуюся отсутствием света. Я все еще не привел в порядок постель Тутайна, в которой он умер. Ночной горшок еще не был опорожнен. Засохший кусок белого хлеба лежал среди крошек на тарелке. — «Как если бы здесь свершилось преступление», — подумал я. Я вышел из комнаты, запер дверь. В гостиной вынужден был присесть, поскольку ноги отказывались повиноваться. Но мало-помалу мои мышцы расслабились. Сердце начало биться ровнее. Пот на коже ощущался теперь как холодная вода. Я зажег лампу, затопил печь, погладил Эли, отправился в конюшню, чтобы покормить Илок и размолоть очередную порцию кирпичей, потом — на кухню, чтобы приготовить какую-то еду для себя и Эли. Крепкий кофе и коньяк вернули мне силы до такой степени, что я смог принять решение на ближайшую ночь: я хотел опять спать в своей постели. Я отказался от мысли дождаться привидения, которое носит имя Тутайна.

* * *

Среди ночи я проснулся. И сразу подумал, что Тутайна уже нет здесь. Снаружи, перед домом, царила полнейшая тишина. Ни звука не проникало ко мне, если не считать шумного дыхания Эли. Но его вдохи и выдохи были настолько регулярными, что могли соседствовать с тишиной, не нарушая ее. Страх перед одиночеством сразу заявил о себе. Не страх перед каким-то естественным или сверхъестественным событием, которое угрожало бы мне или могло бы сбить меня с толку: нет, то был страх перед без-событийностью, перед выморочными стоячими водами времени.

Я, с тяжелой душой, поднялся, зажег свет. Распахнул окно. Туман бесшумно проник в комнату. Я снова закрыл окно, пересек гостиную, открыл дверь в комнату Тутайна, вошел туда, поставил свечу возле распростертого на столе свертка-трупа. Не торопясь, удалил едко пахнущие носовые платки. Тутайн лежал передо мной. Я поднял свечу. Красновато-желтый свет и дымные тени заиграли на поверхности его кожи. Он все еще оставался зримым. Все еще не утратил прежний облик. Я принялся его рассматривать. Мое одиночество все-таки было не настолько большим, чтобы я не мог его выдержать. Я понимал, что потом будет хуже. Я снова обернул тело Тутайна тряпками, снова накапал на этот сверток формалин, вышел из комнаты, запер дверь, улегся в свою постель, заснул.

— — — — — — — — — — — — — — — — — —