Часть

Той же ночью меня поднимают двое.

Бритнев и Джамбеков.

Молча отводят в сортир и без слов начали бить.

Успеваю въебать Бритневу, но удар не вышел и меня сразу стелят на пол…

…меня били, приводили в чувство, заставляли встать и снова били.

Очнулся под утро, с запекшейся кровью на лице, затекшим глазом, рядом с очками.

Мне почти не больно, разве что в голове стоит странный свист, а тело, как каменное.

Умываюсь, хромаю в кубрик.

Встречает м. сержант Г.

-Ты зря это.

-Согласен, в этой роте смывать кровь с ебла уже бессмысленно.

-Ты думаешь, что лучше всех? Ты теперь даже не представляешь, что с тобой теперь будет…

-Разрешите хромать в кубрик?

-Съебись с глаз…

Я улыбнулся, но не сильно из-за окаменелой челюсти и пошел спать.

Забираюсь на шконку без сил, испытав вспышку боли в разбитом теле, тыкаюсь лицом в подушку.

Заснуть сразу не получается. Неожиданно становится тяжело дышать и чувствую что-то сырое на подушке.

Наверное, кровь опять потекла…

5.3 Третий круг. Испытание одиночеством

Я не сразу понял, что со мной что-то не так (кроме того, что я попал служить в такую жопу).

Трудно заметить что тело разваливается, когда почти не спишь и постоянно подвергаешься нападениям.

За последние дни я привык к боли настолько, что почти не замечаю её, привыкнув дышать ей, как кислородом.

Пока в моём теле разрастались разрушительные процессы, испытание проблемами мимикрировало в пытку одиночеством.

Следующей ночью меня будит мл сержант Кр. – алкоголик из деревни, тощий и озлобленный.

Сжимаюсь, готовлюсь защищаться, но меня никто не бьёт.

В кубрике что-то происходит.

Мл. сержант Кр. отходит, улыбаясь как пятиклассник, которому показали сиськи.

Спрыгиваю со шконки. Нога отдает болью, но на адреналине и по привычке не обращаю внимания.

На «взлётке» кубаря, между шконками вижу несколько десятков ребят своего призыва. Они лежат в упоре лежа. Некоторые лицом в пол, другие, глядя на меня. У нескольких парней свеже-разбитые лица и вид весьма заёбанный.

Вокруг этой «человеческой многоножки» вальяжно расхаживают южане и пидоры из старшего призыва.

-Ну что, солдат? Гляди, что ты натворил…-бубнит Отец.

-Посмотрите на него. – как греческий оратор заявляет мл. сержант Г.

–N-ов считает себя лучше вас. Пока вы летаете тут, делаете все, что от вас требуют, он вас ни во что не ставит, считая, что вы достойны этой работы, а он нет. Продолжайте отжиматься, не отвлекайтесь.

Ёбла страдальцев поворачиваются ко мне, и я вижу десятки глаз, желающих мне смерти.

-Встать!

Парни встают. Мл. сержант Кр, как обычно обходит весь ряд и каждому подряд бьёт лбом в нос. Он это любит делать по пьяни. Раздаются охи, всхлипы, брызгает кровь.

-Что скажешь, N-ов? – лениво спрашивает Отец.

Пожимаю плечами.

-Я тут ни при чём.

-Ещё как при чём. Если ты вошёл в роль того, кто ставит себя выше других, то должен соответствовать своей позиции. – влезает мл. сержант Г.

–Но ты можешь все исправить.

Мне тяжело.

Никто из лежащих на полу не были моими друзьями, но человек – существо социальное и врать, что мне легко, хоть даже «друзья по несчастью» меня ненавидят, не просто.

Выдыхаю.

-Если бы я сейчас один отжимался и получал пизды, они бы все мирно спали. Так почему мне надо переживать за них?

С этими словами я резко разворачиваюсь и под мат и угрозы, летящие мне в спину возвращаюсь в свою шконку.

Засыпаю я под стоны, охи, и вздохи и даже плачь.

Просыпаюсь от вопля о подъёме.

Спрыгиваю, ногу пронзает боль, и я втыкаюсь лицом в шконку соседа.

Точилкин – владелец шконки смотрит на меня пустыми глазами, зажавшими распухший от удара нос и продолжает одеваться.

Все вокруг заёбаны: кто-то качем и побоями, кто-то пьянкой и недосыпом.

Некоторые из ребят моего призыва смотрят на меня с ненавистью.

-Блять, чё голова так болит. – мычит мл. сержант Кр. и потирает шишку на лобешнике.

Я заметно сильнее хромаю, чем вчера.

Чуть позже, зайдя в кубарь, вижу сцену: собрались почти все местные обитатели. В центре внимания Отец и Джамбеков

-У Тихонова кто-то спиздил телефон. Мы не потерпим крысу в нашем коллективе.

Улыбаюсь, формулировке «нашем коллективе».

Звериный взгляд Отца втыкается в меня, в аккурат во время улыбки.

-N-ова ещё не проверяли. Ходит, как дура деревенская лыбится.

Джамбеков что-то гавкнул и двое чурок ринулись к моей тумбе.

-Шакаль сьюка, э! – раздается крик и у одного из них вижу в руке мобилу.

-Так ты, N-ов, у нас крыса.

Я нервно улыбаюсь.

-Ну здесь же все всё понимают…

-Здесь все понимают, что ты давно на всех болт положил, а теперь ещё и воруешь. Таких как ты ебать надо и в параше гноить. – чеканит Отец.

Тихонов стоит рядом, опустив ебальник в пол. Стыдливо принимает телефон у южан, что шмонали мою тумбу.

-Карочэ! С этаго дня N-ов, крыса! Кто с нимэ будэт дружыт, общацца, тот сам станэт крысой. А кто активно буит ему пэздулей дават, тот лучше жит буит! Выбор за вами!-высрал Джамбеков и глянул на меня.

Молчу, выхожу из кубрика.

Все понимали, что это подстава, но ослушаться никто не мог, дабы не попасть под пресс.

Хотя были и те, кто активно выслуживался.