Часть

Моя палата представляет собой комнатку три на три метра.

Тесная шконка, тумба, отдельный толкан. Блёкло-синие стены и окошко с живописным видом на полузаброшенный городок, где живут в основном семьи военных.

Но для меня это «VIP» зона.

Рядом никого нет!!! Вообще! Я один!!! Ахуеть! Ещё и еду приносят дневальные! ЕБАТЬ!!!…

Это было великолепное время.

Около двух недель я не выходил, пил таблетки, обматывал ногу фурацилиновыми повязками. Достал наконец-то свою тетрадку и… начал писать. Все, что придётся.

Странно, но в тесной каморке 3 на 3 с видом на упадок, моя фантазия разыгралась и влёт писались очерки, стихи, зарисовки, мысли, чувства… В перерывах между творчеством, читал со второй тетрадки стихи некого Кумыса.

Меня никто не беспокоил, кроме медсестры, что приносила таблетки, мерила температуру и дневального, который приносил и уносил еду.

Даже сейчас, спустя столько лет, я вспоминаю с теплотой эту тесную конуру, в которой я стал свободным, как никогда в то время…

«Свобода – это то, что у тебя внутри», как пелось в известной песне.

Что-то в этом есть.

Грохот в дверь палаты перед отбоем.

Кто-то хуярит по ней, гогочет и матерится.

-Эй, ти тхам не сгниль неть? Выхади паабщаемся! – слышу за дверью.

Рядом гогочет второй голос.

-Приехаль в отделение даже не знакомисся э, так нинада, да.

-Мне нельзя пока.

-Эта нам рищать что тибе нельзя. Завтра чтоб вышель, понял да?

-Выйду. Пообщаемся.

-Смотри, если наебал. – слышу твердый сильный третий голос без акцента.

Слышу звук удаляющихся шагов, судя по всему, троих человек, сопровождаемый гоготом, бранью, рычанием…

–Инфекция…-почему-то шепчу я.

Подхожу к окну. На мобильник, времен конца девяностых, кто-то звонит.

Мама.

Говорю ей, что прибавил на службе 2 кг, что ездили на стрельбище и с товарищами по службе катались на танке.

В общем, что день у меня замечательный.

Говорю, что скучаю.

Это уже правда.

Поговорили.

Положил трубку. Отключил телефон.

–Обязательно пообщаемся, суки. – шепчу, так как почему-то стало тяжело говорить.

Сажусь на шконку, беру с тумбы тетрадку со своим творчеством.

Смотрю нанеёс любовью. Тонкая в клетку, 18 (точнее, уже чуть меньше) листов с той самой зеленой обложкой.

Вздыхаю.

-Спасибо за эти дни. Все было круто. Но нам пора прощаться. – целую её, чудом не тронутую в моей части, пролежавшую в тумбе многие месяцы и убираю её в темную глубь тумбочки.

Ложусь на шконку. Смотрю в тёмный потолок. Глубоко вдыхаю и резко, мелкими резкими выдохами выпускаю воздух.

Отлично.

Я настроен.

Чувства ушли, я снова готов сражаться.

Ждать долго не пришлось.

Уже следующим утром они пришли сами вместе с дневальным, что принес завтрак.

Двое джигитов и тот здоровый, с виду русский.

Один южанин нагло падает на мою шконку рядом со мной от чего та с негодованием скрипнула, второй садится на тумбу, забирает у дневального на колени поднос и жрет мой завтрак.

Здоровый, с деревенско-уголовными чертами лица, важно ставит табуретку передо мной, садится и нагло смотрит мне в лицо.

-Ты кто?

Раньше, когда я только пришел в армию, этот вопрос ставил меня в тупик и я мямлил что-то типа «чилавек», но теперь чётко ему отвечаю фамилию, звание, часть, попутно отметив насколько огромные кулаки у крепыша.

-Я, Вася Бурых. Бурый, короче. Я тут главный на этаже. Здесь мне паразиты не нужны, так что порядок такой: платишь налог, ходишь в наряды если отправляю. Если отправляю пять раз подряд, идёшь и радуешься. Все ясно?

-Нет. Что за налог?

-Налог за то, что койку занимаешь и жрёшь здесь. Платишь или деньгами или подгонами.

Джиггит, что сожрал мой завтрак, спрыгивает со шконки и лезет в мою тумбу.

-Эй, пилять, поднос забэри, да! – обернувшись орёт в коридор.

Залетает дневальный, съёжившись от внимания троицы, быстро берёт поднос и уматывает.

-Сечёшь? – спрашивает Бурых и смотрит на меня хмуро.

-Все платят?

-Все, кто младшего призыва и кто не мои друзья.

-И они?-киваю я на того, что сожрал мой завтрак.

-Нет, они мои друзья.

-Все?

-Все. Слушай, меня заябывают твои вопросы. Ты всё понял? Пока ты ещё в изоляторе лежишь, в наряды не ходи, но налог плати. Как переведут в общую, будешь и на работы ходить по моему желанию. Усёк?

Киваю. Ситуация для драки невыгодная.

-Эй, ти шчо пушкин? – спрашивает джигит, почти растерянно глядя в тетрадь, что выудил из моей тумбы.

-Да это так, просто выписки, что понравилось в книгах. – отвечаю максимально небрежно, дабы показать похуизм к тетрадке.

Тип не понимающе на меня посмотрел, пролистал снова тетрадь и бросил в тумбу.

-Пэсанина для чмошников, э. – встает уходит.

-Завтра жду первый взнос. – поднял бровь Бурых и тоже вышел, вместе со вторым, что валялся на моей шконке.

-Будет тебе взнос. – шепчу.

Весь оставшийся день я провожу в разведке: хожу в общий туалет, выглядываю в коридор, слушаю голоса, разбалтываю дневального, что приносит еду. Ситуация вполне благоприятная: Бурых уже готовится к выписке, как и его кенты.

В целом, их не так много: всего компашка три-четыре тела, что рэкетирует остальное отделение.

План состряпал быстро, спасибо с измальства игре в шахматы – продумывать действия я умею.