Часть

-Ага. А завтра опять дадут бульон с почерневшей мягкой картошкой. – рядом возмущается Чепчик.

Тимоха, берёт кружку, делает маленький глоток кофе, продолжает рубать макароны.

Ем. Вкусно или нет, трудно сказать.

Голод – лучшая приправа к блюду, как сказал какой-то мудрец, потому, даже «салат» мне кажется великолепным.

-Пир во время чумы. – чавкает рядом Чепчик. -Наша последняя нормальная жрачка перед смертью, парни.

-Почему? – я скрепляю два куска хлеба маслом, мысленно называю это «сэндвич по-армейски».

-Они водки накупили. – Чепчик кивает назад, где за «четверками» сидят узкоглазые, чёрные и старший призыв.

–Много водки. На сегодня и завтра. Больше, чем под Новый год.

На секунду мне кажется, что у Чепчика повлажнело в глазах.

-Перед Новым Годом они ещё не были уверены, что им дадут так бухать. Теперь знают и ничего их не тормозит. – Тимоха жуёт хлеб с маслом и делает снова очень маленький глоток.

-Пизда будет, просто что-то невообразимое… – Чепчик словно забыл о еде.

-Хватит ныть. – встревает Фил, сидящий рядом с Тимохой. -Кому-то сейчас хуже, чем нам. Я слышал, что в РМО вообще узкоглазые током ебашили ребят.

-Как это?

-К переговорному аппарату подключали и крутили рычаг. У одного там приступ эпилепсии случился в момент удара. Они так разозлились, что во время припадка начали его пинать. Думали, что он симулирует. Затем вообще обоссали его и под шконку забили.

-Ебать! Спасибо Филат, мне стало легче! – Чепчик возмущенно смотрит на него. -Когда у тебя будет жена и начнет рожать, ты ей эту ахуительную историю расскажи, роды легко пройдут.

-Какая жена? – с соседнего стола встревает Сеня. – Вы посмотрите на эту жирную свинью, от него только его мама и решится родить!

-Сеня, пошел на хуй. – огрызается Фил.

-Ну в натуре жирный и уродливый. – поддерживает Сеню Титов.-Видел себя в зеркале? Глаза выпученные, зубы кривые, голос, как у пьяной бабульки, живот, как у свиньи!

-Ты просто ребёнок ещё, раз так говоришь. – Филатов с деланным равнодушием вгрызается в помидорку.

-Я хотя бы девочкам нравлюсь. – гордо выдает Титов, выпучив своё лицо с правильными чертами и ровными зубами.

-Ты и тувинцам нравишься. – вставляю я и мы все ржём над Титовым.

-Эй, чо ска, там вэсэло э? – кричит нам кто-то из чёрных.

Затихаем.

-Вообще не жмись ко мне! – злобно дёргается Тимоха, толкая Филатова в бок. -Итак одной жопой три места занял!

-Он от тебя детей хочет! – оборачивается к нам Сеня.

Тимоха делает маленький глоток кофе.

-Чего так мало пьёшь? – спрашиваю я, с тоской взглянув на свою опустевшую кружку.

-Хочу потом взять и залпом выпить. Чтобы казалось, что я напился кофе.

-Важна не сила ощущения, а её продолжительность. Так во всяком случае говорил Ницше. – миролюбиво пожимая плечами, говорю я.

-Ага! – снова возмущается Чепчик. -Пусть этот Нищий или как его там, сначала, поживёт на 0.5 жидкости в сутки, при такой моральной измене, вечном страхе и пиздюлях, тогда я почитаю его мудрости, а пока его книжки годятся только долбаёбам, которые хотят подумать, что они умные, читая какого-то филолога.

-Философа. – подсказываю я.

-Какая хуй разница. Что вагина, что пизда.

-Так, урук-хаи! На выход! Много пиздеть, как я слышу начали! – пронеслась команда.

Тимоха, задумчиво посмотрев в окно, словно водку опрокидывает в себя почти полную кружку кофе и с тоской смотрит на дно.

Чуть позже нас снова ведут на камбуз, но уже не для приёма пищи…

Заходим в обеденный зал, где уже сделали перестановку, убрав столы и расставив скамейки, создав таким образом зрительный зал.

Рассаживаемся.

Выходит полковник, командир части. Пьяно толкает речь о долге перед страной и о военных, что выполняли этот долг особенно хорошо, от чего заслуживают награду – присвоение звания. Называет фамилию.

–Хус… Хуй…блять… Хусснулин!

Выходит длинный смуглый тип.

Ему что-то вручают, дают подписаться.

–Поздравляю, боец.

–Служу савэтскому союзу! – орёт он.

Все ржут.

–Мусаев!

Процедура повторяется.

–Поздравляю, военный.

–Служуэ, савэтскому союсу.

Все гогочут.

–Нихуя не понятно, что все ржут? – рядом удивленно крутит головой Чепчик.

–Советский союз давно распался. – бесцветно отвечаю я, думая о своём.

–Эй, N-ов, Чепчик! – сзади зовёт нас Тыхтамышев. -Давайте свои ремни сюда.

–Зачем?

–Ещё раз спросишь, пизда тебе будет, N-ов. Кому сказал, ремни сюда, быстро.

Снимаем ремни, даём ему.

–Обратно получите за две сотки с каждого.

–Тыхтамышев вешает наши ремни на левую руку, на которой висит ещё несколько таких же.

–Федоров! – гремит голос полкана.

Выходит чел старшего призыва. Ему вручают погоны.

–Служу отечеству!

–Хоть кто-то, блять, здесь, союзу не служит.-мрачно изрекает полковник.

Вечером офицеры расходятся по квартирам, устраивая праздники и совместные попойки.

На нашем этаже остался дежурный офицер, который сразу заперся в комнате лейтенантов, напился водки и уснул, глядя смешные видосы на ноутбуке, успев промямлить дежурному по роте, чтобы тот следил за порядком.