Части ее тела

– Да и Дина запросто отбилась бы от пьяного. – Сашкино личико съежилось. – Она встала на мою защиту с битой. Такая храбрая… Черт, мне так жалко ее! Хоть мы и общались полминуты… Почему умирают самые лучшие?!

Артур покачал пальцем:

– Никогда не говори так. Это оскорбительно по отношению к оставшимся и твоему собеседнику в том числе. Мол, все, кто еще жив, так себе людишки…

– Нет, – испугалась она. – Я не имела в виду, что ты…

– Я знаю. Но прозвучало именно так.

Сашка мелко закивала:

– Поняла. Буду следить за собой.

– Только не подумай, будто я тебя воспитываю или что-нибудь в этом духе…

– Да сколько угодно. – Она пожала плечами. – Кто-то же должен меня довоспитать… Лучше уж ты.

– Спасибо, что доверяешь мне, – отозвался Логов серьезно. – Я не стану злоупотреблять.

– Я и не сомневалась. Знаешь, мне приснился странный сон…

– Даже боюсь спросить…

– Да нет! – Она рассмеялась без голоса. – Ничего эротического.

– Ну вот… Не знаю: хорошо это или плохо?

– Кончай издеваться! Я хотела сказать тебе что-то важное, а теперь не скажу.

– Саш, прости, – заныл Артур, сделав умоляющие глаза. – Я очень хочу услышать твой сон. Рыбками клянусь! Больше у меня ничего нет.

Сашка махнула рукой:

– Ну тебя… Настрой прошел. Что у нас сегодня по плану?

У него радостно скакнуло сердце: она собирается поехать с ним! Он-то опасался, что Сашка уже наметила что-то с неотразимым жуком… Ни к чему это. Наверняка Артур, конечно, не знал, но чувствовал: если Сашка свяжется с этим художником, добром дело не кончится.

Подскочив, он сгреб со стола посуду и быстро перемыл все сам, одновременно излагая план дня:

– Первым делом наведаемся к Максиму. Уж сегодня-то он должен выйти на работу! Потом надо повидаться с мачехой Дины… Почему изнасилование совершено в такой извращенной форме? А вдруг именно потому, что сделала это женщина? Надо понять, какие на самом деле у них были отношения. Зачем она так хотела приблизиться к Дине? Придется опять побеспокоить мать Дины… Хотя, как я понимаю, ей меньше всего хочется говорить о новой жене ее бывшего мужа.

Уже в машине Сашка вернулась к этому разговору:

– Мы не знаем, как родители Дины расстались. Может, это мать была инициатором развода? Разве такого не бывает?

– Выясним, – отозвался Логов рассеянно.

– Почему люди разводятся? – пробормотала она, копаясь в своем рюкзачке.

– Это риторический вопрос, – заметил Артур. – На него нет ответа. Или их бесчисленное множество.

Оторвавшись от поисков, Сашка посмотрела на него серьезно:

– А почему ты ни разу не женился?

– Ни разу? – Он рассмеялся. – Это же не в кино сходить… Мне хотелось, чтобы как в сказке: раз и навсегда.

– Да ты еще больший романтик, чем я, – протянула она удивленно.

– Не замечал в тебе склонности к романтизму…

– Ну что ты?! Я очень романтичная натура.

Логов покосился на нее:

– Неужели? И в чем это проявляется? Ты бормочешь стихи, когда гуляешь пустынными аллеями?

У нее приоткрылся рот:

– Откуда ты знаешь?

Он едва не ударил по тормозам:

– Что, правда?!

– А ты подколоть хотел? Представь себе, правда. Я обожаю гулять одна и читать про себя стихи.

– Не верю! Прочитай хоть одно! Погоди, ты свои читаешь или чужие?

– А вот это обидно, – заявила она и обхватила рюкзачок, закрывшись им, как щитом. – Ты забыл, что я пишу прозу? Стихов у меня нет.

– Неправда! А про улитку?

Она восхитилась:

– Ты запомнил?! Ну, почти нет… А хочешь я тебе новый рассказ прочитаю, пока тащимся по «пробкам»?

В его улыбке не было ни грана фальши:

– Спрашиваешь!

– Только он немножко странный… Ты не пугайся, это просто фантазия. Наверное, проявились сожаления о том, что мы не успели подружиться с Диной, и завели меня не в ту степь. А может, не только в ней дело… Но это лишь мысли, понимаешь?

Прижав к груди ладонь, Артур поклялся:

– Обещаю не падать в обморок.

Ее внимательный взгляд не отпускал его несколько мгновений, потом она уткнулась в телефон:

– Хорошо. Слушай. Я назвала его «Прощай, моя богиня!» Только не смейся…

– Да читай ты уже!

* * *

«Если ее кудри приподнять на греческий манер, облачить тело в легкую тунику, а ноги бережно обуть в маленькие невесомые сандалии, то свершится невероятное: неприступная и лукавая греческая богиня, прорвавшись сквозь тонкую пелену веков, опустится на скамью в двух метрах от меня. И можно будет сесть у ее ног, не боясь вызвать насмешку, и любоваться молитвенно, и читать стихи. Быстрые пальцы коснутся в задумчивости моих волос, и мое истосковавшееся тело отзовется на эту нечаянную ласку пронзающей, несравненной судорогой успокоения. Несбыточная моя, богиня моя…

– Коровина!

Я вскочила, ударившись коленями о низкий стол, и растерянно, тупо уставилась на учительницу. Ее обезьянье, в ехидных морщинах лицо просияло в предвкушении еще не сказанной гадости.

– Ты бы, милашка, глядела в учебник побольше, может, что в голове и зацепилось бы. А то все косишь на последнюю парту.