Части целого

Я бросил на него оценивающий взгляд и кивнул. Он выглядел, как обычно, хорошо. Просто хорошо. Терри выглядел как мужчина. А я, по годам более мужчина, чем он, выглядел как ребенок, которого состарили болезни. Мы молча шли в сторону города. Что можно сказать человеку, который только что вернулся из ада? «Не слишком ли было тебе там жарко?» В конце концов я пробормотал нечто вроде: «Ну как ты?» — сделав ударение на «ну». И он ответил: «Меня физически не сломать». Я понимал, что он испытал такие страдания, каких словами не выразить.

Мы дошли до города, и Терри вызывающе смотрел на каждого, кто попадался нам на улице. В его взгляде были и горечь, и злость. «Лечение» в клинике явно не смягчило его ярость. Она была направлена на всех и каждого. Терри решил не винить родителей в своей судьбе, зато затаил злобу на всех остальных, кто послушался приговора ящика для предложений.

Кроме одного. Увидев брата, Лайонел Поттс неистово замахал руками.

— Терри! Терри! — Он был единственным человеком в городе, кто обрадовался его возвращению. От его ребяческого энтузиазма потеплело на душе. Лайонел был из тех людей, с кем, даже поговорив о погоде, прощаешься с улыбкой.

— Мальчики из семьи Дин снова вместе! Как ты, Терри? Слава Богу, выбрался из той дыры! Противный гадюшник! Слушай, ты дал мой телефон светленькой сестричке? Она, пожалуй, стоит, чтобы ею заняться!

— Надо было самому подсуетиться, — ухмыльнулся брат.

Вот так Лайонел обрадовался его возвращению.

— Может, еще и подсуечусь. Она очень даже ничего. А Кэролайн в кафе — курит. Делает вид, что хочет меня обмануть, а я делаю вид, что ничего не замечаю. Видели ее?

— Как раз туда идем, — ответил Терри.

— Отлично. Постойте! — Лайонел вытащил из кармана пачку сигарет: — Вот эти легкие. Попробуйте отучить ее от крепкого «Мальборо». Если вас не затруднит — будет наш маленький тайный сговор.

— Попробуем. Как ваша спина?

— Хреново. Плечи будто в тисках. Надо завести в городе массажистку — вот это было бы правильное предложение. — Говоря это, он потирал плечи обеими руками.

Мы подошли к кафе. Оно оказалось закрытым, как и всегда в последнее время. Бойкот наконец победил. Кэролайн затаилась там, где любила прятаться до тех пор, пока отцу не удалось продать заведение. Мы заметили ее через окно. Она лежала на стойке и, затягиваясь, училась выпускать красивые колечки дыма. Это было очень мило. Дым закручивался и улетал полукружьями. Я постучал в стекло и хотел по-братски поддержать Терри — положить руку ему на плечо, но рука повисла в воздухе. Я повернулся, однако увидел лишь быстро удаляющуюся спину, и когда Кэролайн открыла задвижку и вышла на улицу, Терри уже исчез.

— Что случилось?

— Ничего.

— Зайдешь? Я курю.

— Попозже.

Шагая прочь, я почувствовал дурной запах, будто на солнцепеке разлагалась мертвая птица.

Я нашел Терри под деревом. Он сидел с пачкой писем в руках. Я молча опустился рядом. Брат не сводил с писем глаз:

— От нее.

Письма Кэролайн. Разумеется, любовные.

Я растянулся на траве и закрыл глаза. День был безветренный, не было слышно почти никаких звуков. У меня возникло ощущение, будто я оказался в банковском хранилище.

— Можно взглянуть?

Мое мазохистское начало умирало от любопытства и толкало взять в руки эти гадкие письма. Мне безумно захотелось прочитать любовные слова Кэролайн, пусть даже они были адресованы не мне.

— Это личное.

Я почувствовал, что у меня кто-то ползет по шее, скорее всего муравей, но не пошевелился — не хотел, чтобы это существо одержало надо мной моральную победу.

— Тогда перескажи своими словами.

— Она пишет, что будет со мной только в том случае, если я откажусь от насилия.

— И ты откажешься?

— Наверное.

Я сжался.

Разумеется, я радовался, что Терри спасет любимая девушка, но у меня не было повода для ликования. Победа одного из братьев оборачивалась поражением другого. Проклятие! Я не ожидал, что он на это способен.

— Но загвоздка в том… — продолжал Терри.

Я сел и повернулся к нему. Взгляд брата был тяжелый. Может быть, клиника все-таки изменила его? Я не мог определить, в чем именно. Возможно, нечто, ранее текучее, отвердело в его душе, или расплавилось то, что прежде было твердым? Терри посмотрел в сторону центра города.

— Загвоздка в том, что сначала мне предстоит совершить одну вещь. Одну маленькую противозаконную вещь.

Одну вещь. Все так говорят. За одной следует еще одна, и, не успеешь оглянуться, покатилось, как ком с горы, собирая по пути весь пожелтевший снег.

— Ты волен делать все, что тебе заблагорассудится. — Я особенно не поощрял брата, но и не останавливал.

— Хотя, может, и не стоит.

— Тогда не делай.

— Но очень хочется.

— Что ж, — я тщательно подбирал слова, — иногда людям необходимо делать нечто такое, что позволяет добиться результата и в итоге выкинуть все из головы.

Что я такого сказал? Абсолютно ничего. Ни один человек не сумел бы навязать Терри свою линию поведения. А мои слова были не чем иным, как защитой, хотя я понимал, что совершаю бессовестный акт.