Части целого

Я заключил, что он таким странным способом пытается примириться с раком матери, воображая, что она больной ребенок, а он клоун и его задача ее потешать. Она все-таки сообщила отцу о своей болезни, и он настолько проникся к ней сочувствием, что перестал избивать, когда напивался. Рак жены, лечение, периоды ремиссии и ухудшения делали его все более нестабильным. Пока отец грозил нам своими ядовитыми руками, мать пристально смотрела на меня, и я чувствовал себя зеркалом, в котором умирающий видит свою смерть.

Вот такая атмосфера царила в нашем доме: мать угасала, отец делал карьеру человека, имеющего дело со смертоносными ядами, Терри перекочевал из сумасшедшего дома в тюрьму. Если раньше мое окружение было ядовитым в метафорическом смысле слова, то теперь стало таковым на самом деле.

Когда Терри без всяких видимых причин отпустили на свободу, у меня вспыхнула надежда, что он исправился и теперь вернется домой и поможет нам ухаживать за умирающей матерью. Я поехал по адресу, который он назвал по телефону. Четыре часа мне пришлось провести в автобусе, в Сиднее сделать пересадку на другой и еще час добираться до южного пригорода. Район оказался тихим и зеленым; люди выгуливали собак, мыли машины, юный продавец газет катил по улице желтую тележку и с небрежным видом швырял свой товар, но газеты точно приземлялись на коврики перед дверями первой страницей вверх. На подъездной дорожке перед домом, где поселился Терри, стоял бежевый «вольво»-универсал. Распылитель лениво разбрызгивал воду на безукоризненно ухоженный газон. У ведущей на крыльцо лестницы стоял серебристый подростковый велосипед. Уж не ошибся ли я? Неужели брата по ошибке усыновила семья из среднего класса?

Дверь открыла женщина в розовой ночной рубашке и бигуди в каштановых волосах.

— Я Мартин Дин. — Мой голос прозвучал настолько неуверенно, будто я сам в этом сомневался. Сердечная улыбка так быстро исчезла с ее лица, что я подумал, уж не привиделась ли она мне.

— На заднем дворе, — произнесла женщина и, пока вела меня по темному коридору, сбросила бигуди вместе с волосами. Это оказался парик. А ее стянутые в тугой узел и скрепленные зажимами настоящие волосы были огненно-рыжими. Розовую рубашку она тоже скинула, обнаружив черное белье, облегающее такое оформистое тело, что мне захотелось взять его домой вместо подушки. Оказавшись на кухне, я заметил пулевые отверстия — в стенах, в шкафах, в шторах. Солнце светилось в маленьких правильных кружочках, и от них наискосок через все помещение тянулись золотые удилища. За столом, уронив голову на руки, сидела дородная полуголая особа. Я обошел ее и оказался на заднем дворе. Терри поворачивал на жаровне сосиски. Рядом стоял прислоненный к забору дробовик. Двое мужчин с бритыми головами лежали на садовых кушетках и пили пиво.

— Марти! — воскликнул брат, бросился мне навстречу, крепко стиснул и, обняв за плечи, стал энергично знакомить со своими товарищами: — Ребята, это мой брат Марти. Все мозги в нашей семье пошли ему. А я получил, что осталось. Марти, это Джек. А вон тот кореш хоть и скромный на вид, но зовется Мясницкий Топор.

Я нервно улыбнулся могучим парням, а сам подумал: когда режут мясо, топор редко требуется. Глядя на энергичного, мускулистого брата, я невольно расправил плечи. В последнее время я начал сознавать, что у меня вырос небольшой горб, и на расстоянии мне можно было дать года двадцать три.

— А теперь на закуску… — Терри приподнял рубашку, и я остолбенел: брат весь скрылся под татуировкой и представлял собой одну безумную картину. Уже во время прошлых визитов я замечал на нем татуировки, которые от запястий убегали под рукава, но совершенно не представлял, что он сделал со своим телом. А теперь мог любоваться пространством от кадыка до пупка, где поместились скалящийся тасманский тигр, злобный утконос, грозно кричащий страус, семейство коал, размахивающих зажатыми в когтистых лапах кинжалами, и кенгуру, у которого капала с десен кровь, с мачете в сумке. Все животные были австралийскими! Не представлял, что мой брат так беспредельно патриотичен. Терри поиграл мышцами, и звери будто начали дышать. Он научился перекручивать тело, чтобы рисунки оживали. Это производило пугающий, сказочный эффект. От мелькания цвета у меня закружилась голова.

— Скажешь, в моем зоопарке тесновато? — Брат ожидал, что я не одобрю его татуировок. — Догадайся, кто еще здесь с нами?

Не успел я ответить, как до меня откуда-то сверху донесся знакомый голос. Из окна второго этажа свешивался Гарри и так широко улыбался, что казалось, он вот-вот проглотит собственный нос. Минутой позже он присоединился к нашей компании. С тех пор как я его видел в последний раз, Гарри сильно постарел. Каждый его волосок стал уныло седым, черты усталого морщинистого лица словно вдавились в череп. Я заметил, что хромать он тоже стал сильнее — волочил ногу, точно мешок с кирпичами.

— Нам удалось, Марти! — закричал он.

— Что удалось?