Частичка тебя. На память

Вопрос решается просто. Вот только кто ж мне их даст — эти пару листиков?

Эндж на дыбы встала от одного некорректного вопроса, что же нас ждет, если я озвучу ей предложение подождать, пока я сгоняю с её бумагами до экспертизы на подлинность?

Так, а что если…

— Ты неважно выглядишь, — поднимаю на Эндж глаза, вглядываясь в её лицо, — бледно. Может быть, хочешь чая? Валентина принесла отличное печенье. Миндальное, твое любимое.

— Не хочу я никакого чая, — сквозь зубы цедит девушка, на этот раз бледнея взаправду, — если вы все, у меня полно работы, Николай Андреевич.

На мою удачу, именно в эту секунду она все-таки пошатывается, хватаясь за виски. Есть повод вскочить, смахнув со стола пару листов бумаги, как будто случайно, а после — обогнуть стол быстрым шагом, настойчиво двинуть ей кресло к коленям.

— Чай. Крепкий и сладкий. И печенье, — я категорично покачиваю подбородком, показывая, что костьми лягу, но не выпущу Энджи из своего кабинета в таком состоянии.

Смотрит она на меня злющим прищуром. Как будто я не перевидал их сто оттенков за те три года, что мы общались. Все видел. Иммунитет взрастил очень крепкий.

— Ты не отравишься от чашки чая, Анжела, — тихо замечаю я, возвращаясь на место и снова закапываясь в листы бумаги. Сброшенные на пол листы сдвигаю ногой из поля зрения Энджи.

— В вашей-то компании, Николай Андреевич? — язвит она тем временем, раздраженно постукивая пяткой своей простенькой туфельки но лодыжке.

Будто именно мое существование отравляет ей жизнь.

— Предпочла бы какую-то другую компанию? — я привычно подавляю внутри себя досаду от услышанного, стремясь звучать нейтрально. Эндж ни к чему знать, насколько кипучий сейчас меня одолевает азарт.

— Предпочла бы, — огрызается девушка, и это последнее, что я от неё слышу, до тех пор, пока не является Валентина с чаем и печеньем на блюдечке.

Я понимаю, что то, что сейчас между нами происходит, лишь глубже тащит нас в ад, и если её это почему-то устраивает, меня — с каждым днем все сильнее нет. Забавно. Сам настоял на рамках субординации, сам же сейчас бешусь, что Эндж играет со мной по обозначенным правилам.

В некоторых случаях людям просто нужно поговорить, вот так и нам с Эндж — тоже нужно. Очень сильно. Чтобы где-то сгладить возникшие острые моменты, объяснить некоторые вещи…

Другой вопрос, что этими «некоторыми вещами» ничего не объяснить. Ничего не оправдать. И не всему у меня вообще есть оправдания.

— Спасибо, — закончив изучать документы со всех сторон я собираю их в стопочку и сам придвигаю к Энджи, — извини, что я в это вмешиваюсь.

— Не извиню, — строго откликается Эндж, забирая у меня свои бумаги, — ваши домыслы… Я их совсем не понимаю. Вы все мне сказали. Про личную жизнь и ориентиры, так что…

Я просто хочу знать. Я знаю, что мои шансы — не так уж и велики. Несколько лет я терпел на этом фронте фиаско, а теперь вдруг в одно время получить две победы?

Но ведь маленькая вероятность все-таки есть. И Эндж ведет себя ужасно странно. Это невозможно игнорировать.

— Я не прячу свою голову от проблем в песок, — откликаюсь я, незаметно сдвигая листы на полу под сиденье моего же стула, — и за свои промахи я отвечаю, Эндж.

Мне кажется — я вижу вздрагивающую в ее лице тень. Но слабую, мимолетную, практически незаметную…

Глубоко же она все это прячет.

— Анжела Леонидовна, — с неестественной улыбкой поправляет Энджи, — вы давали мне слово.

— Да, я помню, — киваю, подтверждая, — и вечером жду вас с отчетом, Анжела Леонидовна.

Очередная её улыбка хоть и натянутая, но выглядит хотя бы по-настоящему удовлетворенной.

И хочется вцепиться в её плечи, встряхнуть, велеть прекратить, сбить с неё эту штукатурку её маски, явить солнечному свету её настоящую, но…

У меня просто нет на это права.

Строго говоря, и поднимать две добытые нечестным путем бумажки, и прятать их во внутренний карман пиджака у меня права тоже нет.

Но я предпочитаю знать правду. Полную правду, а не только ту, что мне готовы кормить по кусочкам.

27. Ник

— И это вся твоя точность, Лекс? — мое разочарование оказывается неожиданно сильным. Увы, но разброс сроков по экспертизе оказывается — плюс-минус три недели.

Это, к сожалению, большая и принципиальная разница. И сроки Эндж в неё попадают.

Алексей Михеев, мой хороший приятель, промышляющий независимыми экспертизами, с сожалением разводит руками.

— Прости, Ник, но точность, необходимая тебе, при современном уровне развития технологии еще недостижима. Приходи лет через пятнадцать, мы тебе до часа будем сроки свежести бумаг ставить, а сейчас…

Через пятнадцать лет ребенок Энджи будет уже заканчивать школу. И это, увы, поздновато.

— Ты уверен, что никто не сможет сделать экспертизу точнее?

Лекс пожимает плечами.

— Ну, экспертная служба ФСБ, может, и смогла бы. Но у меня нет на них выхода. И гарантий нет.

Вечер пятницы накануне выходных становится все разочаровательней и разочаровательней. Я даже прикидываю, через кого мог бы выйти на упомянутую службу, и в принципе варианты есть — но как офонареют те варианты, когда я к ним припрусь со своим… техзаданием.