Частица твоего сердца

Ронан взял мое лицо в ладони, на долю секунды заглянув в глаза. В его взгляде читалось многое. А потом он наклонился, чтобы меня поцеловать. Из толпы донеслись всхлипы и одобрительные возгласы.

– Я люблю тебя, – прошептал он мне в губы. – Боже, Шайло…

– Я люблю тебя, – прошептала я в ответ. – Люблю нас.

Я ощутила, как кто-то дернул меня за платье. К нам тянулся Август. Ронан подхватил его на руки, и мы втроем пошли по проходу. Муж нес нашего сына, частичку моего сердца, что существовала отдельно от тела. И все же я никогда не чувствовала себя более целой.

III

Год спустя…

В шуме уличного движения я услышал шорох чьих-то тяжелых шагов. Я даже не стал открывать глаза. Чертовы таблетки от головной боли снова навевали сон, от твердого бетона онемела задница. Кто-то находился рядом. Я нащупал пластиковый стаканчик и встряхнул его. Монеты прозвенели не так, как прежде этим утром. Вероятно, кто-то меня ограбил. Хотя мне было почти все равно.

– Есть лишняя мелочь? – пробормотал я, еще раз встряхнув стаканчик. Черт, чем-то воняет. Потом я понял, что запах шел от меня.

– Привет, – раздался глубокий голос. Я узнал его. По спине пробежал холодок страха, и я окончательно проснулся.

Передо мной на корточках сидел Ронан Венц, позади него виднелись оживленные улицы центра города. Он выглядел прилично. Даже заляпанные краской джинсы казались новыми. Как и рабочие ботинки. Надпись: «Венц и Моралес, подрядчики» красовалась на его футболке, рукава которой плотно обтягивали огромные руки. В них было достаточно силы, чтобы пробить окно машины и вытащить сквозь него парня.

– Чего ты хочешь, Венц? – садясь, пробормотал я. В животе громко заурчало. Я привык к этому звуку. Теперь голод стал частью моей жизни, как хромота или провисшее веко.

Ронан нахмурился и поднялся на ноги.

– Пойдем со мной, – проговорил он.

Я фыркнул.

– Мне некуда идти. Совершенно.

«Нечего есть. Негде жить. Ничего. У меня ничего нет…»

Ронан потер рукой подбородок. За его спиной я разглядел вывеску «Неземной мир». Из всех мест в центре Санта-Круз, где можно сидеть и просить милостыню, мне больше всего нравилось это, возле магазина Шайло. Не настолько близко, чтобы она меня заметила. И все же отсюда я мог наблюдать за непрерывным потоком покупателей, входивших в магазин и выходящих из него. Большинство уносили с собой небольшие белые пакеты с золотой надписью. Я знал, что ее магазин выжил, и это единственное меня грело.

Хотя этого было чертовски мало.

Ронан чуть подтолкнул носком ботинка мою почти развалившуюся кроссовку.

– Давай, Фрэнки. Вставай.

Я нахмурился.

– Какого хрена, Венц? Я уже отсидел срок. Нам больше нечего друг другу сказать.

Он небрежно хрустнул пальцами.

– Ошибаешься. Осталось одно незаконченное дельце.

«Вот черт».

Если Венц захочет разорвать меня пополам, он вполне с этим справится. Похоже, он считал, что года в тюрьме за ложное обвинение оказалось недостаточно. Меня выпустили три месяца назад, и я жил на улице. Может, Шайло все же меня заметила.

Я поднялся на ноги, пытаясь совладать с левой ногой. В последнее время казалось, что она завалилась спать и только что проснулась. Весь чертов день в нее будто втыкали иголки и булавки. Врачи твердили, что повреждены нервы. Папочка отлично меня отделал.

Я подхватил мусорный мешок, в котором лежали все мои пожитки, и последовал за Венцем в пиццерию «Мое сердце». Он указал на один из стоявших на улице кованых железных столиков:

– Садись.

– Я тебе не собака, Венц, – проворчал я, но все равно сел. В основном потому, что не ел уже два дня.

Ронан не обратил на мои слова никакого внимания.

– Пепперони?

Я пожал плечами. Если, прежде чем надрать мне задницу, он хотел меня накормить, пусть так и будет.

– Моя последняя еда, – устало хихикнул я.

Ронан вернулся через несколько минут с двумя большими стаканами содовой и четырьмя кусками пиццы пепперони, по два каждому. Он поставил тарелку передо мной, но сначала я потянулся к содовой. Холодной, сладкой. Чертово блаженство. Я пил, пока у меня не заныл лоб, потом принялся за пиццу.

Ронан тоже ел, не говоря ни слова. Он выглядел уверенным и сильным, я же ощущал себя жалким и слабым. Но я привык к этому чувству. С детских лет, когда отец понял, что мне не стать успешным футболистом, как Ченс Блейлок. Или Майки Гримальди, который, как я слышал, отсидел полгода за дачу ложных показаний, а теперь работал на заправке у шоссе.

Для него с футболом было покончено.

Я прикончил первый кусок и принялся за второй. Теперь я ел медленнее, чтобы хватило на дольше. Ронан уже закончил, скомкал салфетку и бросил ее на стол. Он откинулся на спинку стула, изучая меня взглядом серых глаз, которые в прежние времена так походили на акульи. Я заметил на его левой руке ободок обручального кольца, черного, с золотой прожилкой посередине.

– Поздравляю, – проговорил я, откусывая кусочек пиццы. – Его ведь сделала Шайло?

Ронан кивнул.

– Конечно.

– Она хорошая.

– Лучшая, – поправил меня Ронан, и я понял, что он говорил не о кольцах.

– Послушай, приятель…