И мы определимся. Но – через пару лет. Когда станет ясно отношение Вани к компьютерам – пока интереса к этим машинам он не проявляет.
– Так давайте купим ему компьютер! – предложил Кудрявцев.
– Э-э-э, нет! Профессор – умница! Он верно считает, что ребенок должен сам определиться – хочет он эту штуковину, или нет. А подталкивать его – не стоит!
Кудрявцев задумался. Потом сказал:
– Согласен. У меня среди служащих подавляющее большинство молодежи, которым и определение дать трудно – то ли люди, то ли придатки этих машинок. А может быть, наймем профессора для индивидуальной работы с Ваней?
Я покачал головой.
– Не нужно. Ну, может быть, лет через десять… Он дал мне визитку и предложил консультации по любым вопросам.
Кудрявцев кивнул. Он взял пальцами рюмку и жестом предложил мне «принять по первой».
Мы выпили.
– Положить в основу воспитание изучение восточной философии добра… Может быть, это и неплохо.
Признаться, он меня удивил. Я ожидал сопротивления именно по этому «пункту договора».
– Странно, что словосочетание «философия добра» не вызывает в вас отторжения…
– Ничего странного. В бизнесе нет никого жестче японцев. Никаких уступок, буквальное следование букве договора, а в целом – оскал крокодила, маскируемый улыбками и поклонами.
Так что философия – философией, а жизненные реалии – у них вовсе иные.
Вы вот что имейте в виду. Обучение Вани в школе необходимо обязательно сочетать с изучением основ маркетинга, работе с компьютером. Впрочем, о необходимости знать компьютер вам профессор говорил… Но школу подбирайте с учетом того, что я сказал.
Мы помолчали.
– Денег вам по-прежнему не надо? – спросил он, посасывая ломтик лимона.
Я отрицательно мотанул головой. Ботинки я мог купить себе сам…
Мы выпивали, закусывали, словно бы разминались перед главным.
Когда я заварил чай, потом разлил по чашкам, Кудрявцев приступил к этому главному.
– Вы, Виктор Петрович, правильно подходите к решению любой проблемы – тщательно изучаете ее, определяете свое отношение к ней и лишь затем пытаетесь решить.
Уверен, Ваня попал в хорошие руки.
Но вот ваши собственные философские изыски… – Он похлопал ладонью по стопке моих книжек. – Допустим, появление социализма и затем – социалистической системы закономерно. Но вы что, забыли о методах, какими строился социализм? О репрессиях, в результате которых физически уничтожены миллионы людей?
И потом, путь рыночных реформ – это попытка вернуться на единую дорогу эволюции – посмотрите, как живут государства Европы, Северной Америки, Юго-Восточной Азии…
Так что вы заблуждаетесь, Виктор Петрович, и думаю, опровергнуть меня вы не сможете.
Он разлил коньяк, мы выпили. Я собирался с мыслями, прекрасно при этом понимая – что бы я ему не сказал, переубедить его мне не удастся.
Потому что он изначально уверен в своей правоте настолько, что любые возражения воспринимает по принципу: «А вот этого не может быть, потому что не может быть никогда! И ни за что!»
– Ну, хорошо. Давайте попробуем разобраться.
Вас, демократов-рыночников, возмущают репрессии. А когда и что новое появлялось без принуждения и репрессий и, в результате – гибели старого?
Как создавали российское государство Иван 4-й Грозный и Петр 1-й?
А как создавалось североамериканское государство в 19-м веке? Сколько индейцев было уничтожено?
А вот вам обратный пример – стремясь сохранить старое устройство общества, святейшая инквизиция физически уничтожила за триста лет еретиков и ведьм с колдунами по некоторым данным – миллионы!
Ну, пусть меньше, но и при Сталине по достоверным данным расстрельных приговоров было вынесено около 300 тысяч, а не миллионы! Согласен, это огромное количество, но зачем врать и приводить абсолютно недостоверные данные!
И ведь я ничего и никого не оправдываю, не говорю, что это хорошо. Вы сами сказали – я всегда изучаю проблему, вырабатываю свое отношение к ней и только потом говорю свое мнение.
Так вот, о погибших в результате репрессий. Давайте сравним этот процесс, скажем, с любой войной.
Каждый знает, что война без потерь не бывает – на войне обязательно убивают, и последние столетия – убивают очень много.
Когда война заканчивается, мы оплакиваем своих погибших и храним о них память. Но никто и никогда не кричит на каждом углу – какая гнусность, столько людей убили на войне!
Вы скажете – война одно, а репрессии – другое. А вы попробуйте относиться одинаково к этих историческим событиям.
Для чего ведут войны? Чтобы сохранить или умножить свое государство. Для чего осуществлялись репрессии? Чтобы сохранить и усилить молодое социалистическое государство.
Для чего жгли сотнями еретиков и колдунов в средние века? Чтобы сохранить устои христианской веры. Уничтожали тех, кто в вере у с о м н и л с я. В той или иной форме.
Но ведь и в СССР репрессировали в первую очередь у с о м н и в ш и х с я.
Юрий Борисович, вы не хуже меня знаете, что в России рабочий класс был малочисленным, компартия к моменту взятия власти вообще состояла из нескольких десятков тысяч членов. Ну, как тут без революционного террора, принуждения и затем – репрессий?