Частная (честная) жизнь, или Что выросло, то… увы!

Если говорить о романе по большому счету, то главную его идею можно было сформулировать так: в мире не богатство определяет ценность человеческой личности, а внутренние нравственные качества человека, его желание п о м о г а т ь людям.

Или, выражаясь высоким стилем, жить в первую очередь не для себя, а для других.

Этот роман получил значительно больший отклик, разошелся быстрее, причем несколькими тиражами. Реализация осуществлялась по-прежнему у нас в Сибири – широкой российской общественности я пока оставался неизвестен.

Роман разделил не столько читателей, сколько критиков на две полярно противоположные группы.

Одни считали, что роман безусловно удался. Герои – живые, понятные читателям, действие – динамичное, сюжет – захватывающе интересен.

Им возражали противники – да, сюжет интересен и действие динамично. А вот герои… Почему все отрицательные герои оказались именно миллиардерами, а главный герой – российский пенсионер? Почему наиболее симпатичные образы – служащие, те же пенсионеры? А кое-кто из критиков даже обвинил меня в национализме – почему главные положительные герои – русские?

Я, повторяю, ни на что это внимания не обращал. И вообще был осведомлен о всем сказанном выше лишь от Евгения Евгеньевича, который частенько приезжал в Барнаул ко мне – по нашим общим делам. Дело в том, что и он, и я не очень-то любили общаться по телефону.

А когда мой издатель и сосед Яков Моисеевич подружились, Евгений Евгеньевич стал приезжать чаще. Они могли часами сидеть на кухне, пить чай с вареньем, вишневую наливку и негромко беседовать о чем-то своем, стариковском…

Особенно – зимними вечерами, когда Яков Моисеевич не был привязан к своему садовому участку и все больше сидел дома, читая газеты и книги, или листая кляссеры с марками – он много лет собирал марки, их у него было великое множество, но после того, как его родственники уехали за рубеж, а он состарился, Бридих как-то остыл и перестал заниматься коллекционированием.

Но марки свои сохранил – не продал.

Так как они могли засиживаться допоздна, Евгений Евгеньевич в этом случае оставался ночевать у нас.

Приезжал ко мне частенько и Паша Гуриянов. И вот когда они собирались втроем, тогда-то на свет обязательно появлялся один из кляссеров – Павлу страшно нравились марки – эти маленькие разноцветные квадратики…

Они пили чай, рассматривали марки и о каждой Яков Моисеевич мог рассказать какую-то историю. О том, когда и в связи с какими обстоятельствами была отпечатана марка. Или о том, как эта марка стала раритетом и какой жуткий шлейф преступлений сопровождал историю жизни ее владельцев, причем преступления эти были связаны как раз с подобной маркой. Либо, наконец, какими приключениями сопровождались усилия самого Якова Моисеевича стать владельцем марки.

Но это – зимой.

Начиная же с весны жизнь наша вступала в обычную колею.

Я по утрам провожал на автобус Якова Моисеевича, гулял по обыкновению по утреннему Ленинскому проспекту, а затем садился за работу.

Яков Моисеевич старался управляться в саду побыстрее, чтобы успеть накормить меня хотя бы поздними обедами и полноценным ужинами. Как-то так получилось, что женщин в тот период времени в моей жизни не было – ну, просто было «не до того».

Так что мы управлялись вдвоем. Правда, когда приезжал Паша, то первое, что он делал, это заглядывал в наши холодильники, выражал возмущение степенью их заполненности и тут же сажал в свою машину Бридиха (или меня, если я не работал за столом в это время) и возил по рынкам и магазинам, затоваривая нас продуктами.

В этом случае необходимость ходить по магазинам для нас отодвигалась на месяц, а то и более – ну, разве что выйти из дома за молочными продуктами и хлебом.

Конечно, ежегодно мы с Пашей ездили в Славоград и 27 апреля встречались на кладбище с друзьями, оставшимися в живых, поминали умерших.

Мы поправляли памятники, обихаживали могильные холмики. Здесь же решали, кто наиболее нуждается в помощи и какой – просто деньгами или нужны лечение, лекарства.

Мы с Павлом все записывали, и сразу после возвращения всякая моя литературная деятельность прерывалась – я на время перебирался в Новосибирск, здесь хранились мои сбережения, так как все мои гонорары издательство перечисляло на счет в ТСП-банк – именно здесь находилась головная контора банка.

И я, и Паша неделю занимались тем, что распределяли деньги между нуждающимися. Если кто-то думает, что это легко – он ошибается.

Думаете, просто решить – кому больше дать – живым, или родственникам тех, кто умер? А лекарства для онкобольных были такими дорогими…

И я все чаще думал, что нужно создавать фонд, привлекая в него средства жертвователей со стороны – моих заработков явно не хватало, причем с каждым годом – все больше.

Мой третий роман был о геологах и газодобытчиках – и о том, что природа нашей планеты – не безмерна и может дать отпор, когда насилие над ней слишком уж велико…