Частная (честная) жизнь, или Что выросло, то… увы!

За годы, что я его не видел, он еще больше стал похож на профессора Челленджера из американского кинофильма – стал как будто еще более кряжистым и округлым.

Но голос его остался по-прежнему низким и сочным.

Он взял в ладонь стакан и негромко сказал, однако такой голос не мог не услышать ни один из сидящих:

– Несколько лет назад мы трое, – тут он бросил взгляд на сидевших рядом с ним Петра Игнатьевича и Ивана Степановича, – обидели Виктора Петровича… – и он повернулся в мою сторону.

– Вы нас простите, Виктор Петрович… – тут я тоже поднялся со своего места.

– Мы вот пытаемся возродить сибирскую культуру, традиции, через это – дух русского человека… – продолжал он. – А он вот он – жив наш дух! Нация сильна памятью, а так как вы помните своих друзей, свои дела, свою страну… – он покачал головой и закончил, обращаясь ко мне:

– Ты прости меня, Виктор Петрович! Я ведь не со зла тогда – по глупости, незнанию… Да и выпили мы лишку… В общем, не держи зла!

Я встал со своего месте, подошел к нему, мы чокнулись стаканами, выпили и тут он отчудил – схватил меня в охапку, приподнял и так сжал, что я чуть было не ойкнул.

Он действительно был, судя по всему, точно искренен, но мне вдруг стало не до него.

Когда он поднял меня вверх, я смог увидеть появившиеся невдалеке три черные машины и направляющуюся от них в нашу сторону группу людей.

Впереди шел собственной персоной Юрий Борисович Кудрявцев…

Я не знал, что делать. Поминальный обед завершался, но тем не менее пока еще шел полным ходом.

Что нужно этому человеку з д е с ь?

Или – кто ему нужен?

Кудрявцева, конечно, узнали. Стулья задвигались, к нему направилось городское начальство, министерские представители…

А вот троица спонсоров-сибиряков повела себя достойно. Они переглянулись, перебросились словами, потом посмотрели в мою сторону. А затем встали и направились ко мне.

Они расселись вокруг, и, не обращая внимание на происходящее, словно бы и не появилась в поле всеобщего зрения никакая новая VIP-персона, принялись накладывать себе закуски, разлили в четыре стакана водку и затем Иван Степанович негромко сказал:

– Потерпи, Виктор Петрович! А мы прикроем, если понадобиться. Ты – наш, а мы своих в обиду не даем. Да еще и на своей земле!

И знаете, я как-то сразу успокоился. Мы выпили, закусили, потом кто-то из них предложил прогуляться до рощицы, покурить, поговорить…

Меня искусно удалили от стола, и я действительно абсолютно не чувствовал никакого волнения, поэтому, отвечая на вопрос Петра Игнатьевича о том, что у меня сейчас на первом месте в творческих планах, неожиданно принялся рассказывать сюжет будущего романа, который пришел мне в голову совсем недавно.

Коротко о содержании романа можно сказать следующее.

Некий молодой мужчина получил способность раздваиваться. Но только при определенных обстоятельствах и с одной единственной целью – сделать другого человека счастливым.

Главный герой – Курилин Евгений – холостяк, встречается с женщинами, вступает с ними в любовные отношения. Расстаются они без сожалений.

Но если они влюбляются друг в друга, он обязательно женится. И в этот момент где-то возникает новый Женя Курилин.

Точно такой же. Но – по-прежнему свободный. Потому что по натуре – не просто холостяк, а человек, не желающий связывать себя семьей. А посему идущий дальше по жизни, встречающийся с женщинами… Расстающийся с ними без сожалений, пока – вновь не встречает «ту, единственную и неповторимую», и – вновь следует свадьба.

А где-то в этот момент возникает новый Курилин.

И так – длительное время. Я планировал назвать роман «Последняя пересадка», тем самым давая понять читателю, что процесс этот имеет свой конец…

– И какая же она? – живо заинтересовался Андрей Андреевич. – Ну, та женщина, из-за которой прерывается процесс раздвоения? Какая-то особенная?

Тут я виновато пожал плечами.

– Это я еще не придумал.

– А в чем идея романа? Цель ваша какая? – спросил Петр Игнатьевич.

– Я хочу эмоционально насыщенно показать, что главное в жизни каждого – приносить счастье. Хотя бы тем, кого любишь и кто любит тебя. И если при этом нужно переступать через себя – значит, так надо! Курилин ведь знает, что рано или поздно разлюбит, но…

– Толковая мысль, – негромко сказал Иван Степанович. – О, все уже расходятся – заговорились мы! Виктор Петрович, помощь вам наша нужна при встрече с Юрием Борисычем?

– Да нет… – ответил я. Мне действительно не нужна была ничья помощь – я чувствовал себя уверенным.

– Тогда мы пойдем поздороваемся с ним. Мы ведь знакомы, как вы понимаете, и встречались не раз.

Они ушли, а я остался в роще. Я был уверен, что Кудрявцев сам найдет меня.

Так и произошло. Чуть позже, когда я шел, опираясь на трость, по тропинке к дороге.

Со всеми было уже переговорено, уже самые последние расходились и разъезжались. Уже увезли посуду и столы, в последний грузовик догружали стулья.

Меня обогнула машина, остановились, и из нее вышел Кудрявцев.

– Здравствуй, Виктор Петрович… – сказал он.