Примерно можно представить себе по фильмам, которые он сделал через десять лет, чего Леня хотел. Хочется думать, что именно об этом он мечтал, когда ему дали снимать первую картину. А вот с чем он порывал, от какой судьбы уклонялся, так беззаветно разрушая свою актерскую биографию и устремляясь в режиссуру, это я попытаюсь сформулировать, опираясь еще на один — третий — разговор с ним, который я, конечно же, помню не дословно и перескажу своими словами.
Леня очень боялся попасть в вечные мальчики кинематографа: «Маленькая собачка до старости щенок» — им употребленное выражение. Ведь сколько взлетов такого рода знало кино, а потом десятками лет стареющие киномальчики вынуждены были искать себя в каком-то новом, так и не открывшемся им качестве. Вот отсюда, как мне кажется, его беспримерное в нашем деле и в нашей среде решение, в тот момент всем, в том числе и мне, казавшееся самоубийственным.
Он уехал из Ленинграда в Киев и словно исчез. Я не помню ни одной его актерской работы за эти годы. А были ли они? Иногда доходили слухи, что он что-то пробивает на киностудии имени А.П. Довженко. Что — не помню. Я очень хочу понять, как за столько лет пусть даже сознательно выбранной безвестности он ухитрился не растерять профессиональные и человеческие качества. Как он ухитрился за столько лет не озлобиться, сохранить юмор и веру в людей? Не знаю. Для меня это — подвиг. Подвиг человеческого духа.
Но когда я на рядовом сеансе в кинотеатре «Баку» смотрел его картину «В бой идут одни “старики”», ни одна из этих мыслей не пришла мне в голову. Потому что я смеялся и плакал вместе с Леней и был счастлив. Не знаю, можно ли так сказать, но иначе не получается: я был счастлив очищающим душу счастьем.
Это удивительная картина. В ней всё сразу видно: и все ее многочисленные достоинства, и вполне явные недостатки. Но это потом, когда гаснет экран. А пока на нем разворачивается история «третьей поющей», я, видевший ее с тех пор раз шесть, всякий раз плачу как ребенок; и даже сейчас, когда я просто об этом пишу и прикасаюсь к ней душой, у меня слезы где-то рядом.
Я не критик и не буду влезать в формулировки. Но как практик-режиссер я знаю каждой клеточкой: всё в этой картине рождено внутренним камертоном режиссера, его собственной мелодией — это такое естественное человеческое самораскрытие с помощью любимого искусства, которое для меня ставит эту картину в разряд чудес кинематографа. И ведь поразительная вещь: в картине нет даже следа десятилетней творческой голодовки, она легкая, словно очередная, за две недели снятая единым духом. И пота в ней нет. И стараний. Свежее дыхание. И еще одно: как этот отступник актерской профессии любит своих коллег, как он ими любуется, как нежно их ведет, как поворачивает к нам новым — старых, неожиданным — молодых. Ведь такой роли, какую сыграл в этой картине глубоко почитаемый дядя Леша — Алексей Смирнов, — ему не доводилось играть много лет, если вообще доводилось.
Ну я последнее про эту картину. Впрочем, это уже относится я к «Аты-баты…» Какого артиста представил нам режиссер Леонид Федорович Быков?! Теперь понятно, почему артист Быков не хотел сниматься ни у кого другого. Впрочем, что значит не хотел! Хотел, конечно, может быть, ночами плакал. Но снялся только в тех ролях, в которые мог вложить и тот кусок души, что остается за пределами любого амплуа. И этим очень похож на другого замечательного режиссера и артиста, который от себя — артиста — только сам мог потребовать и взять высшей мерой. Я говорю о Шукшине.
Хорошо, что я успел сказать Лене хоть часть того, что здесь написал, о его работе. А встретиться нам больше не довелось. Говорил с ним по телефону. По тому самому, по которому спустя два года услышал о том, что его больше нет.
1983-1999
Комментарий экскурсовода
О чем поют артисты джазовые,
Оставшись в дружеском кругу,
Тугие бабочки развязывая?
Я это рассказать могу.
Е. Евтушенко
Насчет джазовых артистов — прошу к Евгению Александровичу, а вот что делают на отдыхе мои коллеги-киношники, это я вам могу доложить. Стоит им сойтись в круг хоть на пять минут, хоть во время короткой паузы в съемках, они травят байки. Не жмот — чего нет, того нет, но истории бывают — просто песня!
Что в них правда, а что вымысел, вам никто не скажет, тем более что байка — она байка и есть: неизвестно, что под острым соусом. Вот и я отдал должное жанру: приятно святое потеребить за бороду, а нетленное — поставить вверх ногами.
Больше всего кучковались кинематографисты в подмосковном Болшеве, в доме творчества, где некоторые даже работали. Теперь от зтого дома остались одни воспоминания и… байки.
БОЛШЕВСКИЕ БАЙКИ-1
Вы воспоминания Ивана Соловьева читали?1
Ну, народный СССР, из Ермоловского! Духовный внук Станиславского через Хмелева и Кедрова. Ведь что он пишет-то? А то, что «система» Станиславского может привести только к подножию роли, а дальше вверх каждый карабкается самостоятельно.