Частная коллекция

…Доктор собирается в дорогу. Входит Воронов, спрашивает, как там Харченко, получает неожиданный ответ и, не дрогнув ни единым мускулом, кивает и закрывает за собой дверь в тамбур.

— Батенька, вы не поняли! — кричит доктор, бросается к двери, дергает ее на себя, и... моим глазам предстает рыдающий Антоныч. Слезы текут ручьями, и он, с трудом справляясь с голосом, выдавливает сквозь рыдания положенный текст.

— Стоп!

Я — в шоке. Ролан снисходительно улыбается. Антоныч отходит в угол павильона. Я понимаю, что дважды такого не бывает. Но ведь мы снимаем на советской пленке, а это значит… что однажды — это как раз два дубля — для гарантии.

— Еще дубль?! — говорю я Ролану. И тут впервые вижу на его лице тень некоторого сомнения.

— Я-то пожалуйста, — говорит Ролан. — Вот как насчет Вали?

Направляюсь к Антонычу. Он уже не плачет, но глаза красные и как-то старается держаться от меня подальше.

— Валя, а еще раз? Понимаешь, пленка ненадежная…

Валя смотрит на меня как бык, который обнаружил что у тореадора вместо шпаги — шприц со слабительным. Потом берет себя в руки и молча кивает. Боясь разрушить волшебно созданное Роланом состояние, я тихо отхожу от друга и иду к камере.

Второй дубль мы сняли. И тоже успешно. И только обняв после этого Валю, я почувствовал резкий запах нашатырного спирта.

А дело было так.

— Ты своего друга любишь? — спросил его Ролан. — Ты хочешь, чтобы у него всё получилось? — Валя кивнул. — Ты когда-нибудь нашатырь нюхал? — Валя качнул головой (он вообще стеснялся лишних слов и жестов). — Вот тут будет лежать вата. Закроешь дверь, прижмешь вату к носу и втянешь в себя сколько сможешь. А потом, как дверь откроется, — говори. Только текст не забудь!

Вот… А вы говорите: система, система… Нет, система — она хороша только до подножия. А до высоких и непростых чувств каждый карабкается вверх по-своему. Так Иван Иванович сказал, Соловьев. И пока я не прочитал этих слов, я думал, что профессия и система — синонимы. Теперь-то я знаю: профессия — это и есть карабкаться по-своему.

Впрочем, вам это расскажет любой режиссер, которого работать с артистами толком не учили.

1999

Примечания

1. И.И. Соловьёв - замечательный актёр и режиссёр. О "системе" он написал в главе своих воспоминаний, посвящённой работе над ролью Хлудова в булгаковском "Беге".

2. Хорей - это не брат ямба, это палка такая, которой собачью упряжку погоняют.

БОЛШЕВСКИЕ БАЙКИ-2

Анекдот «Я сказал “раз!”» — не помните?

Жена с мужем прожили душа в душу. На золотой свадьбе ее спрашивают:

— Как вам это удалось?

— Он вез меня в церковь — венчаться. Лошадь споткнулась — он сказал: «раз!» Лошадь еще раз споткнулась, он сказал: «два!» А когда лошадь споткнулась в третий раз, он сказал: «три!», слез и выстрелил ей в ухо. Я закричала, и тогда он сказал: «раз!»

Так вот, вместо «раз!» у нас на съемках «Отряда» говорили: «ведро!» И вот почему. Нужно было, чтобы ребята мои входили в хату распаренные, после бани, для чего я попросил поставить в сенях ведро с кипятком, чтобы подышали над ним, и никакой бани не надо — морды красные.

Дошли до этого кадра. Входят мои два героя, физиономии мокрые, как будто умывались, но распаренности никакой, даже следа нет. «Вы что, — говорю, — кожу экономите?» А они: «Вода холодная, ну, чуть теплая». Я вышел, попробовал точно. «Так, говорю, — мы обедать поедем, а тот, кто это ведро грел, пусть тут сидит и готовит кипяток».

Приезжаем с обеда. Спрашиваю:

— Готово?

— Готово, — отвечают.

Расставили массовку, поправили свет, где там мои герои? А они из сеней:

— Алексей Кириллович, ничего не выйдет, вода теплая, а не горячая.

Тут я выскочил в сени, схватил это ведро и, как было, почти полное, закинул на машину, на которой осветительные приборы перевозят, — это метра на три вверх. Слова, которые я при этом произносил, они… ну, как бы это поделикатней… ну вроде: «Рядовой Иванов, вы, извините, мне опять за шиворот раскаленным оловом капнули». Словом, с тех пор в группе, когда режиссер начинал закипать, говорили: «Ведро!»

Вот про несколько таких «ведер» я и хочу вам рассказать.