Частная коллекция

В том, 85-м, году было сорокалетие Победы, и был к этому событию сделан фильм «Победа» по Чаковскому, и был он обречем получить первое место. А Литовская киностудия наш «Отряд» выдвинула. Живем мы, выдвинутые, в гостинице, ни на что особо но рассчитывая, и вдруг начинается вокруг нас какое-то шебуршание. Это день на третий или четвертый. Девушки с нами фотографироваться хотят. Потом корреспонденты вдруг стали биографиями интересоваться. Словом, что-то не то. На пятый день вечером в номер приходит мой сосед, тогдашний директор Литовской киностудии Вилимас, и, прикрыв дверь, полушепотом сообщает:

— Новое руководство посмотрело «Победу» и не одобрило.

— Какое, — говорю, — новое руководство? Что, Ермаша сняли, пока он тут гулял?

— Горбачев, вот какое!

— Не понимаю, при чем тут мы.

— А при том, — говорит, — что «Победа» теперь не победит. А годовщина остается. И первый приз светит нам.

Тут слухи пошли гуще. Меня уже втихую даже поздравлять начали. Но я не поддаюсь:

— Вот вызовут на сцену, вазу дадут, тогда поверю.

Закрытие происходило во Дворце спорта. Большой такой дворец. Может, не спорта, а культуры. Народу тьма, а потенциальных призеров через кулисы проводят на сцену. Сидим. Все уже знают, что они призеры. Поэтому волнение какое-то радостное. Раз посадили на сцену, значит, не зря ездили. Расслабился и я. Поверил в удачу. Честное слово, впервые вот тут на сцене поверил. И когда вышел председатель жюри и сказал:

— Объявляем результаты Всесоюзного фестиваля… – я грудь расправил, мысленно перед большим зеркалом встал и себя со стороны стал оглядывать, хорош ли для победителя. А он тем временем продолжает:

— Специальный приз жюри присуждается фильму «Победа»!

Народ у нас простой. Ему кого первым назвали, тот, значит, и победил. И народ прав. А то, что специальный приз жюри — это так, частность, а победитель получает Главный приз, — это народу до фени. Встал народ, стоя встречал он Евгения Матвеева. А я сижу с расправленной грудью, чужой на этом празднике жизни. Потом, правда, и про Главный приз сказали, и поскольку Сергей Герасимов, с кем мы этот приз поделили, отсутствовал, аплодисменты достались мне. Правда, уже никто не вставал.

Штука, которую мне вручили, состояла из вазы-подставки и специально отлитой головки с вытравленным на ней знаком фестиваля. Я, когда ее на место нес, сразу почувствовал, что она разбирается. Сажусь, а мне Вилимас в спину шепчет:

— Мы этот приз на студии хранить будем.

— Как же, — говорю, — сейчас! У меня что, дома нет?

— Это, — шепчет, — литовский приз.

— Ах так! — говорю и у него на глазах разламываю приз надвое. — На, — говорю,— тебе половину и мне половину.

Он чуть в обморок не упал.

После премьеры, уже в Москве, мы с артистами из моей подставки шампанское пили. Оно тогда еще дешевое было. Потом жена, приходя со спектакля, стала цветы в нее ставить. Потом и ваза разбилась, осталось тоненькое металлическое колечко, где выгравирована память об «Отряде». А теперь и колечко куда-то запропастилось — осталась только память.

1999

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

Я всё еще, слава богу, не старший в семье. У меня жива тетушка, старшая сестра моей мамы. Ей 90 лет, и она предпочитает жить одна. Наведываясь к ней каждую неделю, я захожу в ее квартиру на Сивцевом Вражке, где прошло мое детство, сажусь за стол, за которым когда-то собиралось всё наше многочисленное семейство, ем подгоревшие котлеты, которые опять «как на грех не удались», дышу счастливым воздухом любви друг к другу, который навсегда прописался в этом доме, и лишний раз убеждаюсь, что атмосфера — это не только то, что мы вдыхаем, но и то, что выходит из наших собственных легких. А значит, наше счастье обязательно зависит от нас самих. И не обязательно все время бороться за чистоту воздуха, нужно иногда просто чистить зубы.

У меня есть замечательная рыжая жена. Мы с ней такие разные, что я все 17 лет не перестаю удивляться, как это она ухитрилась выйти за меня замуж. Она актриса театра им. Гоголя. Наш сын девятиклассник. Мою обувь он уже додолбал, теперь примеривается к пиджакам. Он играет на гитаре и читает не то семнадцатую, не то восемнадцатую книгу, предпочитая им компьютерные игры, как и всё его поколение. Не пришлось бы мне, как Арина Родионовна сказки, пересказывать ему «Илиаду» Гомера или «Войну и мир» для будущих экзаменов.

Есть у меня и старший сын, ему уже за тридцать, а я по-прежнему еще не дед. Он купил себе под Москвой домик-развалюху, выстроил там что-то вроде деревянного парусника в два этажа с сеновалом, лабораторией и баней, разводит огород, охраняет журавлей и проводит там различные семинары и конференции.

Вечером, а иногда и ночью я сажусь за письменный стол и, если нет другой, более срочной работы, пишу, вот как сейчас, то, что накопилось за много лет, удивляясь фантастическим сюжетным поворотам, которые выписывала и всё еще продолжает выписывать моя собственная жизнь. Надеюсь, что у меня еще хватит времени и сил заштопать многочисленные прорехи, которые я и сам вижу в своей «Частной коллекции».

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН