Частная жизнь адмирала Нельсона

Шарлотта не жалела восторженных слов в адрес «дорогого дяди» — «храбрый, победоносный, добродетельный». Он взял на себя труд написать директрисе школы-интерната в Челси, где училась Шарлотта, с просьбой отпустить девочек в гости к ней. Мисс Вейтч не возражала. За обедом девочкам предложили яблочный пирог, сладкий крем и глинтвейн. За лорда Нельсона подняли тост: «Пусть впереди его ждет такое же счастье, какой была слава в минувшие годы!»

Время от времени в Мертон-плейс устраивались приемы, но не слишком многолюдные. Лорд Нельсон считал, что поскольку в некоторые дома округи необычное трио приглашений вряд ли дождется — при всех заверениях леди Гамильтон, будто с лордом Нельсоном ее связывает исключительно «пламя чистейшего чувства», — лучше вообще никуда не ходить. «Никто не обидится, — говорил он. — Я всегда вежливо поблагодарю и скажу, что хотел бы жить анахоретом. Ну а мы будем принимать наших друзей-моряков. Я знаю, и сэр Уильям считает, они — лучшая компания». Саре Нельсон леди Гамильтон писала: «У нас тут могло бы толпиться полно народа, но нам этого не хочется».

Деревенские жители, например, ближайший сосед мистер Халфхайд, викарий Томас Ланкастер, местный эскулап доктор Паррет, относились к новоселам в высшей степени дружелюбно. Людям же познатнее отвечать на гостеприимство не приходилось, ибо такового они не оказывали, или почти не оказывали.

В самые первые дни наслаждаться жизнью в Мертоне Нельсону мешало продолжающееся нездоровье. Он никак не мог избавиться от простуды, подхваченной на дуврском рейде; его трепала тяжелая лихорадка. Леди Гамильтон не скрывала своего беспокойства. «К сожалению, приходится признать, наш дорогой лорд чувствует себя неважно, — писала она Саре Нельсон. — Надеюсь, мы его поднимем на ноги. С самого приезда он очень, очень счастлив, а Шарлотта души в нем не чает. Да и все мы стараемся облегчить его страдания… Часто его охватывает слабость, у него подкашиваются ноги, тогда он бросается на диван со словами: «Я совсем вымотался»».

Быть может, проявлением накопившейся усталости следует считать и то, что взамен кителя с множеством наград, который в прошлом Нельсон носил, практически не снимая, в Мертоне его часто можно было увидеть в простом и удобном черном костюме.

* * *

Хотя в округе стало известно — новые хозяева Мертон-плейс приглашений не принимают, в двух-трех домах людей неродовитых им всегда оказывали радушный прием. Один из них — дом Джона Пеннингтона, торговца готовым платьем с хорошими деловыми связями во Франции (он утверждал, будто помог кое-кому из парижан бежать из столицы во время террора). Здесь Эмма исполняла свои «Позиции», а платформа, специально для нее поставленная, и крюки в потолке для занавеса сохранились доныне.

Захаживали Нельсон с Гамильтонами и к Джеймсу Перри, журналисту из Шотландии. Сын строителя, он, перед тем как заняться журналистикой, перепробовал много профессий и сменил много мест — был на побегушках у хозяина мануфактурной лавки в Абердине, служил актером, клерком. Он редактировал «Юропин мэгэзин» и «Газеттер», а в 1789 году, заняв денег, приобрел долю в «Морнинг кроникл». Он же являлся и редактором этой вигской газеты, где регулярно публиковались Уильям Хэзлитт и Чарлз Лэм. Сутуловатый мужчина с острым, живым взглядом, «без неохоты клал глаз на женщин», как говорили о нем, Перри стяжал известность как кладезь анекдотов и человек необыкновенной щедрости. В 1798 году он провел три месяца в Ныогейте по обвинению в клевете на палату лордов.

Еще одним не вполне обычным человеком, принимавшим троицу из Мертон-плейс у себя дома, являлся голландский еврей, финансист и спекулянт Авраам Гольдшмид, известный равно как своим богатством, так и добрым нравом и бескорыстием: после его смерти в ящиках письменного стола обнаружилась целая кипа долговых расписок на общую сумму в 100 тысяч фунтов, на обороте которых Гольдшмид делал какие-то заметки. Нельсон и Гамильтоны относились с симпатией и к нему, и к его скромной жене-голландке, хотя кошерную еду, всегда подаваемую в его доме, терпеть не могли, а обстановку находили довольно вульгарной. Примерно такое же впечатление дом Гольдшмида произвел и на племянника Нельсона Джорджа Мэчема, приехавшего повидаться со своими кузинами Шарлоттой и Горацией и оставившего такую запись в дневнике: «Неплохо посидели… Славные хозяева. Но обед не понравился, все еврейское. Холл высокий, во весь дом, но какой-то кричащий. Как и комнаты, тоже с высокими потолками и тоже безвкусно обставленные».

Впрочем, Мертон-плейс тоже кое-кому казался безвкусным. Например, лорду Минто, сообщившему жене: