Лорд Гамильтон оплачивал треть расходов по содержанию Мертон-плейс, продолжая одновременно содержать дом на Пиккадилли со всем его штатом прислуги. Садовые скульптуры, входившие в общую стоимость дома, оскорбляли его эстетический вкус, и он предложил заменить их древнеегипетскими статуэтками. Сэр Уильям все еще не оправился от утраты произведений искусства во время восстания в Неаполе, а проданные вскоре после того картины принесли куда меньше денег, чем он рассчитывал. К тому же, подобно большинству пожилых людей, он считал себя гораздо беднее, чем был на самом деле. Как говорил Эмме Нельсон, ее муж привык к мысли, будто «затраты на маленькую свечу или стакан воды со льдом доведут его до нищеты». Впрочем, справедливости ради надо сказать, опасения сэра Уильяма имели под собой почву. Правительство все еще не покрыло расходов, понесенных Гамильтоном в бытность свою послом в Неаполе. Его угнетало и то, что, «прогорбатившись» всю жизнь, он не мог «в покое и достатке провести оставшиеся ему дни» (из письма Гревиллу). Положим, у него есть рыбалка в Мертоне и он с удовольствием отдается этому занятию. Но с другой стороны, чтобы предаваться другим занятиям, которые тоже ему весьма по душе, приходится совершать утомительные поездки в Лондон: это торги на Пэлл-Мэлл, Ковент-Гар-ден и Лестер-сквер; это собрания Королевского общества в Сомерсет-Хаусе; это Британский музей, развернувший выставку сокровищ (где экспонировался, между прочим, Розеттский камень), захваченных после поражения Наполеона в Александрии.
ГЛАВА 27
На западе
Родина сполна выразила мне свою признательность
Случалось, прогулявшись по саду и поболтав с главным садовником Томасом Криббом, Нельсон отправлялся вместе с сэром Уильямом в Лондон. Там он наведывался в адмиралтейство либо в мастерскую художника — как раз в то время к большому количеству уже существующих полотен добавились еще два портрета: один — в полный рост (Хоппнер), другой — поясной (сэр Уильям Бичи). Более или менее регулярно Нельсон посещал также заседания палаты лордов, где считал нужным отмечаться с тех самых пор, как получение пэрского звания положило конец всяким перспективам членства в палате общин. Чем он прежде всего озаботился после получения отпуска и отставки с поста командующего морскими силами на Кентском побережье, так это чтобы миссис Кадоган заменила костюм пэра на костюм виконта. Крепких партийных связей у Нельсона не было, но он рассчитывал стать в палате уважаемым человеком, способствуя тем самым и собственному карьерному росту, и преуспеянию брата Уильяма, о котором не забывала ему напоминать Эмма. Ранее Уильям уже получил в Кембридже степень почетного доктора богословия (и требовал теперь, чтобы к нему обращались: «Доктор Нельсон»), но настоятелем пока так и не стал. Нелишне, считал он, напомнить тем, от кого зависят такие назначения, о недавней смерти настоятеля в Эксетере. Если же не выгорит здесь, то вакансии имеются в Дареме и Йорке. В любом случае от положения брата в палате лордов зависит немало.
Нельсон лишь посмеивался над амбициями брата. «Доктор! Какая чушь, право, — бурчал он, — но тем не менее придется завтра же отправить ему поздравительное письмо, иначе он меня заживо съест». Иное дело — само имя. Не зря отец, когда один из его сыновей стал виконтом, коротко заметил: «просто «Горацио» для него ничем не хуже, чем «Горацио» плюс все эти звучные титулы». Не то доктор Нельсон — для него чем выше, тем лучше. Брат чрезвычайно удовлетворил его амбиции, добавив в грамоте название прихода в Норфолке, где жил Уильям.