Частная жизнь адмирала Нельсона

В конце сентября адмирал и его спутники отбыли из Праги в Дрезден, где для них сняли апартаменты в «Отель де Полонь». Пост британского посла в Дрездене занимал младший брат лорда Минто, большой сноб по натуре, Хью Элиот, бывший весьма низкого мнения о леди Гамильтон и не намного более высокого о ее возлюбленном. «Она еще завоюет сердце принца Уэльского, человека в суждениях своих столь же вульгарного, как она сама, — пророчествовал Элиот, — и сыграет большую роль в жизни Англии». И здесь он нашел близкого союзника в лице англичанки, жившей в это время в Дрездене. Речь идет о хорошенькой вдовушке Мелесине Сен-Джордж, оказавшейся в гостях у Элиота на следующий день после появления адмирала со спутниками в Дрездене. «Лорд Нельсон явно занят исключительно леди Гамильтон, как, впрочем, и она сама», — отмечала миссис Сен-Джордж. Она вынуждена была признать, что у ее соседки по столу — тонкие черты, зубы «ослепительно белые», «хорошее», при всей «гигантской» полноте, сложение, а светло-голубые глаза, несмотря на дефект в виде коричневого пятнышка в одном из них, на редкость выразительны. Но при всем том она «невероятно embonpoint (полная)», у нее «отвратительные» ноги, «неловкая» походка, волосы «сальные и слишком короткие, а прическа, как у старухи», платье «безвкусное, вульгарное, слишком тяжелое и совершенно ей не идущее», «талия сходится с плечами». Шестимесячную беременность Эммы никто не заметил.

«Она решительна, прямолинейна, резка, самонадеянна и тщеславна», — заключает миссис Сен-Джордж, нимало не переменившая своего мнения после того, как познакомилась с леди Гамильтон поближе. Она «тщеславна до глупости, и обстоятельства рождения и воспитания наложили на нее такой отпечаток, который не стерли даже пятнадцать лет жизни в хорошем обществе. На мой взгляд, ею движут по преимуществу тщеславие, алчность и любовь к вкусной еде. Она обнаруживает большой интерес к подаркам, и в Дрездене, используя обычные уловки и умение обаять мужчин, она таких подарков получила немало».

Что же касается лорда Нельсона, то это «невысокого роста мужчина, совершенно лишенный чувства собственного достоинства… Леди Гамильтон вертит им как угодно, а он охотно повинуется — такой покорности и преданности я, по правде сказать, прежде не видела. Сэр Уильям стар и дряхл и целиком поглощен своей женой; сегодня (3 октября) он только и рассыпался в похвалах ей… Миссис Кадоган, мать леди Гамильтон, представляет собою… ну, в общем, то, что и можно было ожидать.

После ужина леди Гамильтон исполнила несколько песен в честь лорда Нельсона, написанных мисс Найт. Ему откровенно курят фимиам, а он, кажется, с наслаждением вдыхает запахи».

На очередном ужине у Элиотов гости, намереваясь подразнить скучных и привередливых хозяев, кажется, несколько перепили и повели себя вызывающе. Леди Гамильтон объявила, будто обожает шампанское, и принялась осушать бокал за бокалом. Лорд Нельсон, практически от нее не отставая, «громче обычного (по свидетельству той же миссис Сен-Джордж) требовал гимнов в свою честь». Исполнение кончилось, как это принято у моряков, возгласами «гип-гип-ура» и бокалом до дна — обычай, новый для миссис Сен-Джордж.

«Бедный мистер Элиот, опасаясь, как бы дело не зашло еще дальше, — продолжает она, — попытался было остановить поток шампанского, и, хоть не без труда, ему это в какой-то степени удалось. Но к тому времени лорд и леди, или, как он их называет, Антоний и Молл[34] Клеопатра, уже изрядно набрались».

Миссис Сен-Джордж ушла, не дождавшись конца вечера, и Хыо Элиот впоследствии рассказывал ей, как после ее ухода леди Гамильтон совершенно разошлась и принялась танцевать тарантеллу. Лорд Нельсон, сопровождая представление возгласами «К черту миссис Сиддонс!», выказывал свое восхищение на ирландский манер, совершенно не поддающийся описанию… Сэр Уильям в этот вечер тоже демонстрировал чудеса бодрости, прыгая по комнате и принимая самые нелепые позы. Многочисленные ленты и звезды, украшающие его костюм, взлетали до потолка… Леди Гамильтон порывалась отправиться во дворец, а миссис Элиот ее отговаривала, ссылаясь на царящую там скуку. К тому же курфюрст никогда не дает обедов и ужинов. «Что? — вскричала леди Гамильтон. — Вообще никогда не жрет?» Поскольку супруга курфюрста отказалась ее принимать ввиду прошлого «непристойного поведения», от официальных приемов на время пребывания англичан в Дрездене почли за благо отказаться. «Ну да, понятно, — насмешливо заявил Нельсон, — леди Гамильтон, глядишь, все погреба курфюрста опустошит». Тем не менее он вынужден был отправиться во дворец один — «целое созвездие крестов и орденов», по определению миссис Сен-Джордж. Леди Гамильтон пришлось довольствоваться ужинами, концертами, театральными представлениями и домашними приемами. В ходе одного из них она проявила особую приветливость к миссис Сен-Джордж, описанную той впоследствии следующим образом: «Леди Гамильтон выказывала мне всяческие знаки расположения, каковые мне всегда кажутся даже более необычными, чем определенного сорта любовь».