Частная жизнь адмирала Нельсона

«Я прекрасно отдаю себе отчет в своих действиях, — писал он лорду Спенсеру, комментируя отказ выполнить приказ лорда Кейта об отправке кораблей в Минорку. — В то же время, имея самые лучшие намерения, готов принять любые последствия моего неповиновения… Не думайте, дорогой милорд, будто кто-то на меня оказывает воздействие: решение, хорошо оно или дурно, принято лично мною… Хотя я всячески приветствую строгое следование приказам, — продолжает Нельсон, — не могу понять позиции, когда офицер, ни при каких обстоятельствах, не может отступить от них… Прошу Вас, милорд, не надо говорить со мною так резко — благородная душа моя этого не вынесет, тем более я такого отношения совершенно не заслуживаю».

Но их светлостей объяснения лорда Нельсона не убедили. Они не нашли «достаточных оснований, оправдывающих его отказ подчиниться приказу». Нельсон упрямо стоял на своем. «Адмиралтейство расценивает мое поведение, — писал он, — основываясь на букве закона, в то время как критерием в данном случае, я считаю, должен быть здравый смысл».

Вернувшись в начале 1800 года на Средиземное море, лорд Кейт твердо решил отучить непокорного подчиненного своевольничать и заставить его выполнять как положено приказы начальства. Он велел Нельсону ждать себя в Ливорно, а затем сопровождать назад, в Палермо.

Лорд Кейт, сын десятого лорда Эльфинстона, — примерный служака пятидесяти четырех лет, довольно требовательный, осторожный, лишенный воображения шотландец, чей единственный ребенок, Маргарет Мерсер Элфинстон, являлась близким другом и властной по духу наперсницей дочери принца Уэльского, принцессы Шарлотты, не принадлежал к числу тех людей, которые могли прийтись по вкусу Нельсону, и действительно не пришелся. Впрочем, антипатия была взаимной, хотя они и находили общий язык в отношении париков, считавшихся флотской молодежью старомодными. Несколько дней, проведенные лордом Кейтом с Гамильтонами и Нельсоном в Палермо, прошли, как нетрудно догадаться, в стесненной атмосфере, ощущаемой всеми, за вычетом мисс Найт. Она стала единственной, Kto сказал доброе слово нежеланному гостю, а тот, в свою очередь, рассыпался в комплиментах дочери сэра Джозефа Найта, адмирала, неизменно им ценимого. — «В общем, долгие восемь дней прошли как настоящий спектакль тщеславия и абсурда, — сетовал лорд Кейт. — От Палермо со всеми его соблазнами меня буквально тошнило, и единственное, чем удавалось спастись, так это отправиться спать не позднее десяти». Лорд Нельсон и леди Гамильтон показались Кейту «просто парой сентиментальных глупцов», а сам Нельсон, как Кейт говорил сестре, «ведет себя как на редкость раздувшийся болван».

Словом, Кейт с радостью оставил Палермо и направился к кораблям, запирающим выходы из занятой французами Мальты. Нельсон, его сопровождавший, тоже, казалось, ожил на море. В особенное возбуждение пришел он, когда 18 февраля 1800 года, находясь на борту своего флагманского судна к югу от Сицилии, услышал возглас впередсмотрящего, предупреждающего о появлении неизвестного корабля. Им оказался «Щедрый», участвовавший в абу-кирском сражении. Нельсон приказал своему флаг-капитану Эдварду Берри начать преследование: «Сэр Эдард (так Нельсон произносил имя «Эдвард»), пусть «Молниеносный» летит как на крыльях!»

И «Молниеносный» рванулся вперед, но не так быстро, как другой корабль английской флотилии, «Нортумберленд», готовый обойти его. «Ни за что, сэр Эдард! Вы же сами прекрасно знаете, «Щедрый» может капитулировать только перед флагманом. Мы должны обогнать «Нортумберленд» — и мы его обгоним».

Сэр Эдвард заметил: у Нельсона трясется культя — верный признак напряжения и гнева, обрушившегося на сей раз на явно замешкавшегося старшину-рулевого: «Эй ты, подлец, чего зеваешь? Сэр Эдард, а ну-ка вызовите вашего лучшего рулевого!» Но когда заговорили пушки «Щедрого», а английские канониры открыли ответный огонь, Нельсон вновь обрел хладнокровие и, по словам мичмана Парсонса, начал обнаруживать именно ту участливость и доброту — так редко проявлявшуюся в последние несколько месяцев, — которая и принесла ему любовь офицеров и матросов, служивших под его командой.

«Когда очередное ядро пробило стаксель на бизань-мачте, — повествует Парсонс, — Нельсон, погладив стоящего рядом юного моряка по голове, шутливо спросил его, как ему нравится эта музыка, и, заметив на лице того тень тревоги, успокоительно заметил — сам Карл XII, впервые в жизни услышав свист ядра, бежал, а ведь его впоследствии назвали «Великим», и своей отвагой он вполне это заслужил. «Короче, в будущем я многого от тебя ожидаю», — закончил Нельсон».

Методичный огонь, крошивший мачты «Щедрого», заставил французов капитулировать. Капитан Берри поднялся на борт и принял шпагу от смертельно раненного французского адмирала.