В свой небольшой дневник она записывала не только воспоминания о счастливых днях, проведенных с дуче, - катании на лыжах в Германии, купании в Римини, пикниках в королевских имениях в Кастельпорциано, - но и свои опасения по поводу будущего. Дело было в том, что её любовник все чаще приходил к ней в подавленном настроении, злой, раздраженный. Иногда её ожидание затягивалось до десяти вечера, но он не приходил, и тогда в ней росла и росла обида на всех презиравших и порицавших её. "Они все его враги, - кричала Кларетта как-то раз, прождав напрасно пять с лишним часов. - Они предают его по сто раз на дню". Фашисты в её устах были "предателями, генералы - старыми дураками". Кларетта была глубоко убеждена, что дуче не только сам страдал от предательства, но, в свою очередь, предавал и её. Она стала бояться, что Муссолини завел новую любовницу, либо вернулся к одной из своих старых привязанностей.
Маргарита Сарфатти и Анджела Курти делали все возможное, чтобы отобрать у неё дуче. А теперь появилась и ещё одна женщина - Ирма, "превратившая его в тряпку". "Люди говорят, что это я высасываю из него все соки, - жаловалась Кларетта, - но это все она, она". Конечно, Кларетта могла бы допросить самого Муссолини, но в этом случае рисковала нарваться на оскорбление или быть попросту высмеянной. В результате она бы расплакалась, а дуче, увидев эти слезы, разозлился ещё больше. Боясь потерять его, Кларетта начала писать письма, обвиняя и понося всех и вся. Но могла ли она быть уверена, что её соперницы не поступают точно таки же? Кларетта посоветовалась с любовницей своего брата Зиттой Ритоссой. Та посоветовала на какое-то время не пускать его в постель . "Но если я попытаюсь так сделать, - в ужасе закричала Кларетта, - он вообще отвернется от меня". Эти слова были похожи на правду - дуче пытался положить самой продолжительной связи, длившейся уже семь лет. По словам сицилийской княгини ди Джанджи, дуче признавался, что он наконец обрел "самую отталкивающую женщину". Как-то раз весной 1943 года, когда Кларетта подошла ко входу в Палаццо Венеция со стороны виа Асталли, смущенный полицейский, стоявший у входа, сказал ей, что у него есть приказ не пропускать Кларетту в дом. Рассерженная любовница оттолкнула его и бросилась вперед, однако внезапно натолкнулась на самого дуче, пристально и весьма холодно глядевшего на нее. "Я считаю, - заявил отстранено дуче, глядя на Кларетту тем взглядом, который, как она говорила потом, он пускал в ход всякий раз, когда нужно было избавиться от любовницы, - я считаю, что все кончено". Но на этот раз Муссолини все-таки уступил. В дальнейшем он предпринимал ещё ряд попыток избавиться от нее, но всякий раз безрезультатно. Кларетта начинала громко рыдать, размазывая по щекам косметику - испытанное средство, к которому она прибегала всякий раз, когда просила дуче оставить её при себе. Что он и делал. Правда, после этого обычно жалел, что поступил подобным образом, звонил Кларетте и говорил ей, чтобы она более не возвращалась в Палаццо Венеция. "Пожалуйста, оставь меня в покое. Война складывается не лучшим образом, - говорил он. - Народ осудит меня за слабость. Одна женщина однажды вынудила меня делать глупости, и я вовсе не собираюсь повторять пройденный путь". Но все это были слова.
Дуче оскорблял Кларетту, ссорился с ней, встречал с нарочито холодным безразличием, "словно у него была другая женщина, имевшая от него все, чего можно было пожелать". Он скандалил с ней из-за её семьи, из-за плохой репутации её брата и его сомнительных финансовых операций, идиотского меморандума о том, как выиграть войну, из-за её долговязой, крючконосой матери, чье необычайное тщеславие и посулы покровительства снискали ей презрение всего Рима. Однажды во время ссоры, случившейся из-за брата Кларетты, дуче ударил её с такой силой, что она отлетела назад и ударилась о стену. Только сильный укол стимулятора, сделанный её отцом, привел Кларетту в чувство. Правда, порой бывали дни, когда все эти ссоры казались им пустяками. Они предавались любви и воспоминаниям о счастливых днях их жизни, после чего Кларетта вновь заносила в дневник все, произнесенное ими в эти минуты. "Я больше не буду приходить днем, - шептала она, - но только ночью, только на несколько минут, лишь бы увидеть тебя и поцеловать. Я не хочу никакого скандала".