Частная жизнь Гитлера, Геббельса, Муссолини

В тихий и знойный воскресный вечер машина Муссолини выехала на по почти безлюдную улицу Салариа и, миновав открытые чугунные ворота, остановилась на площадке у портика перед виллой Савойя. Водитель Эрколе Боратто с удивлением отметил, что король в форме маршала Италии стоит на лестнице с сопровождавшим его адъютантом. Он сошел, чтобы приветствовать прибывших, улыбался и протягивал руки. Ни с чем подобным Боратто до сих пор не сталкивался. Король и Муссолини направились в виллу рука об руку. За ними шли адъютант и Де Чезаре; Боратто в это время отгонял, как обычно, машину за угол. Он увидел, как четверо мужчин вошли в виллу, и уселся в ожидании. В машине было нестерпимо жарко, однако, подобные встречи длились обычно не более четверти часа, так что он надеялся скоро вернуться домой. Ждать действительно пришлось недолго. К шоферу подошел офицер полиции, чье лицо показалось ему знакомым, и, наклонившись к окну, сказал: "Эрколе, тебя к телефону. И поторопись! Я пойду с тобой. Мне тоже надо позвонить".

Боратто вылез из машины и пошел вместе с офицером полиции, размышляя, кто бы это мог разыскивать его. К телефону на вилле Савойя его подзывали не впервые, однако, на этот раз он испытывал смутное беспокойство. Во дворе было гораздо больше карабинеров, чем обычно и все, кроме дуче, выглядели скованно и напряженно. Сам Муссолини, однако, оставался беззаботным и вел себя спокойно. На приветствие короля он не ответил, просто кивнул. Но, когда они направлялись в гостиную, слуга услышал вежливый спокойный ответ дуче на вопрос короля, не слишком ли жарко сегодня на улице? В гостиной он без лишних эмоций доложил о событиях, происшедших на заседании Великого совета накануне. Ссылаясь на разные статьи законов, сказал что не придает этому большого значения, так как голосование против него не имеет юридической силы. В этом он был вполне уверен.

"Я немедленно дал ему понять, - впоследствии рассказывал король, - что не разделяю его мнения, указав, что Великий совет государственный орган, созданный им самим, и его существование одобрено обеими палатами парламента. Следовательно, каждое решение, принятое Советом, не подлежит обсуждению".

"Мой дорогой дуче, - сказал Виктор-Эммануил, обращаясь к дуче, - Дела идут совсем не так хорошо. Положение очень серьезное. Италия лежит в руинах. Армия полностью деморализована. Солдаты не хотят сражаться. Альпийские бригады начали петь песни о том, что они не собираются идти сражаться за Муссолини". Он процитировал на пьемонтском диалекте слова одной такой песни, заканчивавшейся так: "Покончим с Муссолини, погубившим Альпини". Муссолини молча слушал.

"Итоги голосования в Великом Совете ужасны, - продолжал король. Девятнадцать голосов за предложение Гранди и среди них четверо обладателей ордена Аннунциата. Вы не должны испытывать иллюзий в отношении чувств Италии к Вам. В данный момент вы ненавистны всей стране. Я Ваш единственный оставшийся друг. Вот почему я говорю Вам, что волноваться о Вашей личной безопасности не стоит. Вас защитят".

Муссолини по-прежнему хранил молчание и когда король окончил свою речь, заявив, что очевидным преемником Муссолини станет маршал Бадольо, дуче внезапно сел, его лицо побелело от боли. Казалось, он больше не слушал слов короля о Бадольо, который "пользуется полным доверием в армии, а также полиции"". Муссолини механически повторил последние слова - "а также полиции", словно слышал звуки, но не понимал их значения.

"Тогда все кончено", - прошептал он. Как и король, дуче повторил эту фразу дважды.

Затем он встал.

"Если Ваше Величество так считает, - сказал он твердо, - я должен буду представить просьбу об отставке".

"Да. И я безоговорочно приму Вашу отставку с поста главы правительства".

"Вы принимаете решение, чреватое непредсказуемыми последствиями. Кризис данного момента заставит поверить страну, что мир близок, поскольку человек, объявивший войну, смещен. Удар по моральному состоянию армии станет ужасным... Кризис будет рассматриваться как триумф союза Черчилль-Сталин. Особенно обрадуется последний, который увидит в этом отступление противника, боровшегося с ним на протяжении двадцати лет. Я понимаю ненависть людей. Мне было нетрудно признать это на ночном заседании Совета. Никто не может править так долго и требовать от людей таких больших жертв, не вызывая при этом негодования. Я желаю удачи тому, кто возглавит правительство в такой момент".

Аудиенция была окончена. Король и Муссолини направились к двери. "Лицо Виктора-Эммануила, - вспоминал потом Муссолини, - пожелтело, и он сам, казалось, стал меньше ростом, чуть ли не вдвое". Король провел встречу "необычайно волнуясь... порой что-то нервно бормоча", то и дело кусал ногти, а его замечания по временам были просто "бессвязны". Однако адъютант, видевший, как Виктор-Эммануэль выходил из комнаты, где проходила аудиенция, не заметил никаких изменений во внешности и поведении короля. Да и Бадольо, который встретил его немного позднее, он показался "очень спокойным".