Отрешение от власти дуче и его арест все же состоялись, несмотря на предупреждения жены и любящих дуче женщин. Это произошло на заседании Высшего фашистского совета. Главным действующим лицом на на нем стал министр юстиции Дино Гранди. Он подготовил к заседанию Совета меморандум, одобрением которого и явилось бы фактическое отстранение дуче от дел.
Готовясь к заседанию, Гранди надел черную форменную рубашку, известную как "сахарка", - такую форму Муссолини приказал носить всем членам Совета, - положил в карман пистолет, а в портфель сунул несколько гранат. В половине пятого Дино вышел из квартиры и отправился в палаццо Венеция, где во внутреннем дворике встретил нескольких знакомых из фашистской милиции. Остальные милиционеры находились внутри помещения. "Вы прекрасно сделали, поговорив с ним, - со злостью промолвил Боттаи. - Это конец всем нам". Гранди подумал об этом же. Ему и вправду стало казаться, что живым он отсюда не уйдет.
Муссолини все ещё находился в своем кабинете. Он пообедал на вилле Торлониа, где "все было, как всегда" (так записала в дневнике Ракель). Казалось, сообщения о заговорах против него были дуче безразличны. За четыре дня до заседания Совета, когда служанка повязывала ему перед обедом салфетку, Ракель сообщила дуче, что ей передали список людей, которых Бастианини снабдил паспортами и, по её мнению, "давно пора предпринять что-то против Чиано, Гранди, Бадольо и компании". Но он снова не внял предостережениям, сказав, что его больше всего беспокоят американские танки, а не интриги кучки итальянцев. Теперь же, когда он отправлялся на Великий совет, Ракель снова сказала ему: "Арестуй их всех до открытия заседания". Не отвечая, он поцеловал её и направился к поджидавшему его автомобилю, зажав под мышкой распухший портфель. "Он действительно верит, что все складывается к лучшему", - записала в свой дневник Ракель сразу же после ухода мужа.
Не глядя на членов Совета, вскочивших при его появлении, Муссолини уверенно, как и всегда, вошел в зал заседаний. Скорца прокричал: "Салют Дуче!", и все громко ответили: "Мы приветствуем его". Однако дуче не выказал радости от столь поспешно заявленной готовности встретить его традиционным фашистским приветствием и уселся за стол, сохраняя на лице сердитое выражение. Опустившись на стул, Муссолини вздрогнул от боли - язва беспокоила всю ночь. Кларетте Петаччи он сказал об этом, когда та позвонила ему утром.
"Что же будет, если ты болен в такой день?" - спросила она.
Со свойственным ему самомнением, которое не могла смягчить даже ирония, он ответил: "Я буду сильным и смогу управлять ситуацией как всегда".
Сидя в своем кресле и слушая, как Скорца делает перекличку, доставая бумаги из портфеля, положенного перед ним на стол главным церемониймейстером Наваррой, сурово нахмурившись и выставив вперед челюсть так, что казалось, как говаривала одна из его любовниц, будто все лицо "уехало" вперед, Муссолини и впрямь производил впечатление человека, способного управлять ситуаций. В отличие от других, одетых в черные "сахарки", Муссолини облачился в серо-зеленую форму фашистской милиции, призванную продемонстрировать его отчужденность и превосходство над остальными. Ведь он - Дуче. Стол, за которым сидел диктатор, заметно возвышался над остальными, служил той же цели. И над всем этим стояли привычки, отношения, воспоминания и страхи двух десятилетий фашистского режима. Человек, взиравший на остальных с высоты своего положения с необычайной свирепостью был - в глазах Боттаи - прямым воплощением фашизма.
И все же на Совете приняли меморандум об отстранении Муссолини от власти.
На следующий день состоялся его визит к королю.
После позднего ланча на вилле Торлониа, во время которого дуче проглотил лишь чашку супа, он надел темно-синий костюм, в котором собирался идти на аудиенцию. Секретарь сказал ему, что на вилле Савойя носят гражданскую одежду, что показалось подозрительным бдительной Ракель.
"Не ходи, Бенито, - умоляла его она. - Ему не следует доверять".
Этим утром в кабинете дуче Кларетта произнесла те же самые слова. "Я умоляла его не ходить, - сказала она Наварро, - но он не послушал меня".
Не послушал он и свою жену. У Муссолини вообще не было чувства опасности. Возможно, король и отберет у него звание главнокомандующего вооруженными силами, однако ничего более серьезного не случится. Около трех часов он подумал о предложении генерала Гальбиати ввести в Рим некоторые механизированные подразделения чернорубашечников, стоявшие в Браччиано. Но было слишком поздно. Дивизион "Гранатьери" уже получил от генерала Кастельяно приказ прибыть в Рим, а распоряжение Гальбиати, предназначенное чернорубашечникам перехватили.
Примерно в полчетвертого Гальбиати вышел из виллы Торлониа. Муссолини по-прежнему чувствовал себя абсолютно уверенно. Последнее, он чем он информировал Гальбиати, это о желании получить от короля согласие на назначение трех новых членов правительства.