Частная жизнь парламентского деятеля

Воля Тесье не отличалась очевидно таким качеством. Несмотря на убеждения Монде, он написал Бланке новое письмо: ответа не последовало, и он сделался еще нервнее и безпокойнее. Он желал теперь видеть ее и искал предлога, чтобы уехать из Аннеси. Случай не заставил себя долго ждать.

Он уже получил несколько приглашений на банкеты, которые ему хотели дать депутации и муниципальные советы различных городов. Наконец, получив приглашение из Лиона, он немедленно решил ехать: хотя соберет о ней справки… Он объявил, что отправляется в продолжительное политическое tourn'ee. Когда Сусанна спросила о его маршруте и он назвал Лион, она подозрительно посмотрела на него:

— Почему же именно Лион?

Он резко ответил:

— Потому что это большой город.

A так как лицо ея сохраняло недовольное выражение, прибавил:

— Ты боишься, что я там встречу… одну особу, не правда-ли? Ты можешь быть спокойна: ее там нет больше…

— Почему ты это знаешь? — вскричала Сусанна.

Он смутился и нерешительно пробормотал:

— Я это узнал… через Монде… он получил об ней известия… раз, как-то…

Но видя, что она не верит, разсердился:

— Послушай, я не желаю и не могу отдавать тебе отчета в каждом моем шаге… Я не могу вести дело, если меня будут стеснять… Меня приглашают в Лион, и я должен ехать, я не могу не ехать… После всего, что я ради тебя сделал, кажется мне, ты могла бы перестать меня подозревать.

В Лионе, сейчас же, как только отделался от сердечной и восторженной встречи своих сторонников и партизанов, Тесье побежал к знакомым Бланки, с единственным намерением увидеть людей, которые могут что либо сообщить о ней.

Он был принят хозяйкой дома: простая и добрая молодая женщина ни мало не удивилась его приходу.

— Блакна вам ничего не писала с тех пор, как уехала? — спросила она только.

— Нет… Она знает, что мы не переписываемся и нам пишут только по делу,— объяснил Мишель.— Я думал, что еще застану ее здесь…

— Она провела с нами всего несколько недель и неожиданно нас покинула, чтобы сопровождать родителей в Кабур… Не знаю ужь почему: может быть она испугалась наступающих жаров…

Молодая женщина немного замялась, потом продолжала:

— Она была грустна, как будто у нее было какое-то горе… Но несмотря на нашу близость. она ни разу не открылась мне. Вы ее знаете: у ней такая впечатлительная, тонкая натура; что-то у ней есть на сердце, какое-то горе..

— Вы помните, в прошлом году, эта свадьба не состоялась…

— Во всяком случае она хранит свою тайну. Ничто ее не развлекает. Все что она делает, она точно принуждает себя делать из вежливости, сама же ни мало не интересуется… И знаете, что всего больше меня поразило?.. До сих пор она была так равнодушна в религии, не ходила в церковь… теперь же она была на исповеди…

— На исповеди? — переспросил удивленный Мишел,

— Да,— отвечала его собеседница, совершенно спокойным голосом и не замечая его волнения.— Я знаю даже, что она обратилась в аббату Гондалю… Один из наших лучших священнивов, ревностный, честный. Она была у него несколько раз и после каждаго разговора становилась все печальнее, все больше уходила в себя… Я питаю в ней большую дружбу и тревожилась, ужасно тревожилась, видя ее в таком состоянии…

Последовало короткое молчание, затем молодая женщина сказала:

— Она писала мне два или три раза из Кабура: письма ея проникнуты таким же унынием, в них звучить; ;та-же тоска, как и во всех ея словах.