Физические недостатки и тяжелые болезни одного из супругов не считались основанием для развода: среди разводных писем XVIII в. встречаются упоминания о разных болезнях, которые мешали «брачному сожитию» («нога правая отгнила и по всему телу великая болезнь», «заражены сущи гнилцем и канцеровой болезнью (рак)», «в болшее всего тела приходит разорение и смрадное согнитие» и др.), — но ни одно из прошений не удовлетворено…[577]
Оставить супруга в болезни, одного, на верную смерть считалось нравственно недопустимым. Тем более для крестьян не были поводом к разводу и избиения мужем жены. Власти предпочитали не разводить, а настаивали на том, чтобы супруги сделали попытку «проживать совместно».[578] Женщины при таком равнодушии к их жалобам либо становились «совершенно покорныя» и «послушливыя», либо отвечали насилием на насилие («Я-де тебе не поддамся, напротиво ево Саву ударила ж рукою и схватав за волосы била головою об стену и лице нохтями сарапала…»);[579] порой они могли решиться и на убийство, и на самоубийство.[580] Часто они бросали ненавистных супругов и пускались «в бега». Мужья в этом случае имели право на возвращение беглых «женок» обратно в семью (что было весьма типично для крестьянского быта). Подобного права — но в отношении беглых мужей — женщины не имели.[581]Но все-таки можно прийти к выводу о том, что, несмотря на частое отсутствие реальной возможности изменить свою судьбу при сравнительно широких формальных правах, российские крестьянки XVIII в. — прежде всего на Урале и в Западной Сибири — все-таки пытались «найти правду».
Начало трансформаций в семейном статусе и повседневном быте женщин всех сословий было связано с именем Петра Великого, реформы которого перевернули старый уклад жизни. Продолжение последовало после смерти Петра, в годы «российского матриархата» (1725–1796 гг.). Обстановка преобразований способствовала формированию в России новых моделей поведения и быта, появлению человека нового времени.
Прежде только родители решали вопрос о замужестве. Исключения были редки. С XVIII в. знакомство будущих невест с их сужеными, равно как и определенный добрачный период, во время которого молодые считались обрученными, стал обязателен. Решение судьбы девушки помимо ее воли стало наказываться по закону. «Укрывание» невесты даже в крестьянской среде превратилось в формальный ритуал. В условиях заключения брака появилось немало нового. Обнаружилась тенденция к повышению брачного возраста, а неравные в возрастном отношении браки стали осуждаться общественным мнением. Появилась терпимость к смешанным в этническом и конфессиональном отношении бракам. Некоторое время существовал своеобразный «образовательный ценз» для дворян, исключивший возможность выдачи девушки замуж за неуча или физически неполноценного человека. Принцип общего местожительства супругов претерпел существенную коррекцию (заключение брака перестало предполагать обязательность совместного проживания супругов, а тем более проживания непременно с родственниками мужа). В то же время в условиях и порядке совершения добрачных церемоний было немало традиционного. В непривилегированных сословиях сохранились нецерковные формы замужеств. При заключении венчального брака согласие с волей родителей, наличие их благословения были практически обязательными. Соблюдалась очередность выдачи замуж дочерей в семье. Практически во всех социальных слоях у женщин наблюдался низкий брачный возраст. Продолжали действовать старые церковные запреты о недопустимости близкородственных браков и нескольких (более трех) замужеств. Соблюдался сословный характер брака, замуж выходили только за «ровней» в том, что касалось материального и социального положения. Соблюдался принцип единой семейной фамилии, и это была фамилия мужа.
Менялись и брачные церемонии, в чем отразились изменения в семейном статусе женщин разных социальных слоев. Церковное венчание стало важной неотъемлемой частью любой свадьбы, в то время как ритуалы, унижающие женское достоинство, постепенно становились либо достоянием прошлого (в дворянской среде), либо ритуализированной игрой (в среде крестьянской).
«Первейшие» мотивы заключения брака (необходимость продолжения рода, фиксация с помощью брака определенного материального и социального статуса) сохранились, но к ним прибавились новые, соответствующие наступившим переменам. В семьях образованных дворян идеалом жены стала не просто и не только «покорная» и «тихая» хозяйка и мать, но супруга-единомышленница. Новое отношение к женщине нашло отражение в литературе, прежде всего в любовной лирике: индивидуальная интимная привязанность к конкретной избраннице все чаше стала выступать поводом к формальному закреплению супружеских уз. Литература XVIII — начала XIX в. заставила представителей привилегированных сословий признать факт большей эмоциональности женщин, тонкости их натур, факт существования самостоятельного женского мира, его «особости» и отдельности от мира мужчин.