Частная жизнь русской женщины XVIII века

«Не сказав ни слова» будущей супруге, урожденной А. П. Буниной (во втором браке Елагиной — известной хозяйке литературного салона второй трети XIX в.), посватался в 1805 г. к родителям невесты В. И. Киреевский.[82] М. А. Дмитриев (1796–1866) в своих мемуарах отметил, что решение главы семьи, касающееся замужества и женитьбы, могло перевесить и доводы разума, и надежды на карьеру: достаточно было одного соображения отца, что дочь выдается «за хорошего человека и богатого дворянина», чтобы бракосочетание состоялось, и скорейшим образом.[83]

Выбирая для дочерей спутников жизни, родители прежде всего полагались на собственный жизненный опыт: на человека без состояния они часто смотрели как на «бьющего баклуши», «пустого» и порой жестоко таким образом просчитывались. Именно так обстояло дело с неудачным сватовством к Грушеньке Яньковой графа Ф. П. Толстого, ставшего впоследствии и тайным советником, и вице-президентом Академии художеств, но поначалу, в молодости (ему было около 30), не произведшего впечатления на родственников девушки. Меж тем «Грушеньке он очень нравился», вспоминала позже мать.[84]

Иногда матери препятствовали браку симпатизировавших друг другу молодых людей исключительно по причине сохранения традиции «очередности» выдачи замуж («могу ли я отдать меньшую, когда старшие две сестры не замужем?»). Таким образом, некоторые матушки могли «терзать» — по словам мемуаристки — молодых людей годами, не позволяя даже «пороптать на мать или пугнуть ее».[85]

Аналогичный пример — в котором роль препятствия принадлежала уже старшей сестре — приводит в своих воспоминаниях С. В. Скалон. В крестьянском быту традиция выдавать замуж по старшинству трансформировалась в обычай одевать младших сестер хуже, чем старших, даже «не пускать по воду до выдачи старшей замуж». Традиция очередности выдачи замуж нашла косвенное отражение и в поговорках («Через сноп не молотят, через старшую молодку не дают»),[86] а также в сюжетах русских сказок, где младшая дочь (как и младший сын) представлены обычно (особенно в завязке сюжета) плохо одетыми, незаметными, непримечательными.

Несогласие в вопросе о замужестве с мнением родителей заставляло многих юных девушек совершать неожиданные и предосудительные — с точки зрения господствующих представлений о морали — поступки. Так, например, семейное предание семьи Державиных сохранило историю младшей сестры Д. А. Дьяковой (жены поэта) — Марьи Алексеевны Дьяковой, которую родители не хотели выдавать замуж за Н. А. Львова, впоследствии ставшего талантливым архитектором. Семейный биограф Державиных И. Хрущов писал впоследствии, что девушка «вышла к Николаю Александровичу (Львову. — Н. П.) тайком через окно, поехала за женихом, да и обвенчалась с ним, тайком же вернулась к родителям прямо из церкви и стала жить у них по-прежнему, до поры до времени не объясняя о случившемся браке…».[87] Аналогичную историю любви и тайного венчанья (из-за несогласия матерей жениха и невесты) князя А. Ф. Щербатова и княжны В. П. Оболенской (конец XVIII в.) рассказал П. А. Вяземский.[88] О возможности непризнания подобного «тайного брака» офицера и юной барышни упомянула в своих мемуарах М. С. Муханова: «Офицер гвардии… подкупил старую няню, водившую девиц в церковь, и таким образом похитил одну из них. Новобрачных застали за столом после брака, который признан был незаконным и расторгнут…»[89] Однако примеров подобных браков «супротив воли» родителей и родственников все же было немало,[90] хотя многие из них кончались весьма драматически для молодых неопытных девиц. Так, скажем, Е. П. Янькова привела в своих воспоминаниях случай «времен императора Павла» с одной юной девицей, склоненной молодым офицером к заключению тайного брака и побегу из родительского дома. После рождения ребенка офицер, оказавшийся женатым и лишь инсценировавший тайное венчание, бросил девушку. «Не известно, помирилась ли она со своими родными», но — согласно ее прошению на имя императора — офицер-обманщик был разжалован и насильно пострижен в монахи.[91]

В начале XVIII в. была сделана попытка отойти от старой традиции низкого брачного возраста невест: Указ о единонаследии 1714 г. определял 17 лет как возрастной ценз девушек при вступлении в брак.[92] Однако обычай выдавать замуж рано, в 12 лет, когда девочки были несамостоятельными и зависимыми не только от воли, но и от житейского опыта родителей, продолжал сохраняться, несмотря ни на какие указы. Церковные правила по-прежнему обязывали «сродичей» женить девочек и вообще детей без задержки, едва те «войдут в возраст»: «Всякому родителю подобает сына своего женить, егда скончается возрасту его 15 лет, а дочери 12 лет».[93] Таким образом, указ о повышении брачного возраста невест до 17 лет нарушал не только традицию, но и церковную (византийскую) норму права. Как и в XVII в.,[94] в петровское время законодательные установления о брачном возрасте невест мало кем соблюдались.