Частная жизнь советской элиты

Много из того, что составляет суть и ценность человеческой личности, теряется и забывается — и должно быть забыто и потеряно по пути к власти. Но в человеческой личности не может быть пустоты. И функционер ищет выражения своего тщеславия в одном-единственном, что ему еще доступно — в карьере. Этому приносятся в жертву остатки чести и последние частицы честности. И когда партийный бюрократ наконец поднимается до такого уровня, на каком принимаются решения, — ־ уровня, определяющего жизнедеятельность других, — оказывается, он зачерствел в ограниченности и эгоизме. Он уже не в состоянии правильно воспринимать и верно оценивать действительность, находящуюся вне круга его честолюбивых устремлений. Его ум полностью занят интригами, поглощен борьбой за политическое выживание. Подавление и подчинение полностью поглощает его личность, совесть и духовные запросы. Что же касается проблемы насыщения желудка, столь актуальной для простых советских людей, то и здесь не существует трудностей — партократ в избытке отоваривается в правительственных магазинах. Так что даже о материальном уровне жизни народа он знает только по полузабытым представлениям прошлого опыта или по лицемерным сообщениям газет. Если же случаем в его жизнь врывается истинная информация, он стремится ее изгнать как можно быстрее и решительнее, так как она, не дай Бог, может привести к шевелению души, пробуждению совести, что чрезвычайно опасно в системе тех социальных переменных, в которых вращается ответственный работник^{67}.

Вот почему не следует уповать на пробуждение или возрождение личности в этих людях. Апелляция к добру, справедливости, ссылки на человеческое страдание, на национальные интересы — не действуют. Для ответственного советского чинов ника эти понятия бессмысленны и нелепы, потому что его логика — это образ мышления человека, следующего индивидуалистическим порывам, опирающегося не на разум и даже не на здравый смысл, а на иррациональные понятия коммунистической идеологии. Партократ самонадеян, самодостаточен, единственный авторитет для него — его собственное "я", кроме начальства, разумеется. Он совершенно неподотчетен общественному мнению — его в СССР не существует. Его интересы, честолюбие, его психика, движение его мотивов — единственный фактор, определяющий человеческие судьбы. Только он принимает решения, все остальные стоят за кулисами, как в театре одного актера. Он — стратег, прочие — исполнители. В этих условиях социальная политика превращается в психологию, а общественное развитие — в непредсказуемые побуждения и проявления воли одной личности или ряда личностей, таких как он.

При этом не исключено, что тот или иной коммунистический деятель попытается опереться на общечеловеческие идеалы в угоду субъективистским ценностям партократии — в борьбе за власть, например. Нечто подобное отмечалось в Чехословакии в 1968 году — в период так называемой "Пражской весны". За требованием реформ стыдливо прятались честолюбивые амбиции чехословацких партократов. Их волновали широкие полномочия президента Новотного и отсутствие политических возможностей у них, стремящихся к господству, к власти. Противоречие между своекорыстными партократическими целями и широтой социальных сил, пробужденных "Пражской весной", предопределили непоследовательность, нерешительность Александра Дубчека и его коллег. Этим неизменно будет определяться деятельность неодубчеков в будущем. Хотя степень и размах давления на партократию народных масс будет при этом корректировать социальное поведение и политическую ориентацию коммунистических лидеров. Характер этого давления и особенно его сила могут определять те или иные либеральные реформы коммунистической власти в период ее кризисов. Но коммунистические руководители в состоянии двигаться к общественному прогрессу, к радикальной реорганизации общества только как балласт, потому что они, духовно ущемленные марксистской идеологией, могут создавать и продуцировать только ущербное движение и развитие. Истинная революция поэтому может от них оттолкнуться, какое-то время на них опираться, а потом — и это важнейшее условие прогресса — их решительно отбросить.

Но революция в СССР, по-видимому, произойдет нескоро — на повестке дня пока что оказалась очередная смена власти. К управлению государством пришли политические лидеры, которым в среднем 55–60 лет. Их биографии отличаются от биографий предыдущих советских руководителей. Лидеры брежневского и черненковского политбюро начинали свою карьеру в годы массовых чисток, принудительной коллективизации, голода, Второй мировой войны. К власти они пришли приблизительно в 30—40-х годах, заменив деятелей, уничтоженных в сталинских лагерях. Им удалось придать советскому режиму относительную устойчивость — в той мере, в какой коммунистический режим может быть устойчивым.