Частная жизнь Тюдоров. Секреты венценосной семьи

Полученные ответы вполне удовлетворили Генриха, но ему так и не удалось заполучить пышногрудую невесту. Брачные переговоры провалились по причинам политическим и финансовым. Но к тому времени у Генриха появились другие интересы. Перспективной невестой ему стала казаться Маргарита Савойская, дочь влиятельного императора Священной Римской империи Максимилиана I. Она была ровесницей Иоанны и уже дважды вдовела. Маргарита поклялась никогда больше не выходить замуж. В декабре 1505 года венецианский посол сообщал, что она «весьма противится» идее брака с английским королем[101].

Нежелание невесты Генриха не остановило. Он заказал портрет и отправил его Маргарите. Этот портрет стал самым известным портретом стареющего короля, которому в тот момент было сорок восемь лет. Художник польстил королю, изобразив его в богатых шелках и мехах, с холодным, царственным взором. Но вряд ли подобное изображение могло соблазнить потенциальную невесту. В волосах короля отчетливо видна седина, а заострившиеся скулы выдают тревогу и нездоровье, мучившее его много лет. На тонких, плотно сжатых губах играет лишь призрак улыбки. К тому времени у короля осталось лишь несколько зубов, но благодаря выбранному ракурсу об этом нельзя догадаться[102].

Несмотря на то, что у Генриха было много потенциальных невест, он так и не женился. Болезни преследовали его, и он в конце концов избрал для себя жизнь вдовца. Вдову брата выпало утешать младшему сыну короля, Генриху, и это имело весьма драматические последствия. Как писал специалист по матримониальному законодательству Николас Фокс, который присутствовал при встрече короля с сыном, вызванным для этой цели из Элтема, король высказался откровенно: «Сын мой, Генрих, я достиг соглашения с королем Арагона о том, что ты женишься на вдове твоего брата, Екатерине, чтобы мир между нашими государствами сохранился». Затем он поинтересовался, согласен ли принц. Понимая, какого ответа от него ждут, принц согласился, почтительно и послушно – по крайней мере в тот момент. Помолвка была согласована, но предстояли еще долгие месяцы дипломатических переговоров.

Будущее принцессы постепенно определялось, но здоровье ее ухудшалось. Приступы нездоровья случались все чаще. Будучи истинной католичкой, Екатерина следовала всем строгим требованиям своей веры, включая и регулярные посты. Стрессы, недоедание или сочетание этих двух факторов привели к тому, что в августе 1504 года у принцессы возникла «лихорадка и расстройство желудка»[103]. В Гринвич вызвали врача, который дважды пускал ей кровь. Из этого можно сделать вывод, что один из симптомов заключался в прекращении менструаций. Считалось, что если у женщины нет менструаций, значит, ее матка «забита» избыточной кровью и нужно пустить кровь из какой-нибудь другой части тела. В действительности подобное лечение лишь усугубляло проблемы. Попытка кровопускания не удалась, и врач с некоторой тревогой сообщил, что «крови не вытекло»[104]. Он решил, что нездоровье Екатерины связано с недостатком секса. Лекарством от множества болезней юных женщин с «холодной, влажной» маткой в те времена считалось «горячее и сухое» мужское семя. У Екатерины осталась единственная надежда на выздоровление – скорейший брак.

23 февраля 1504 года Генрих официально стал считаться принцем Уэльским – спустя почти два года после смерти его брата Артура. В июне, за четыре дня до тринадцатого дня рождения принца, он покинул Элтем, чтобы присоединиться к королевскому двору. Время было выбрано не случайно: тринадцатилетие считалось временем превращения мальчика во взрослого мужчину. В Ричмонд Генрих прибыл теплым летним вечером, но перспектива жизни рядом с отцом, которого принц почти не знал, казалась ему пугающей.

По прибытии придворные и советники принца влились в королевский двор. Принцу было приятно узнать, что его дяде Артуру Плантагенету позволили остаться с ним вместе с другим придворным, сэром Генри Марни, и другими слугами. Король позаботился о том, чтобы сыну и наследнику служили доверенные придворные (а точнее, следили за ним). И среди этих доверенных лиц оказался сэр Ричард Эмпсон, восходящая звезда при дворе. Эмпсон вошел в совет принца.

Генрих и сам пристально следил за сыном. Теперь он проявлял к его воспитанию и обучению гораздо больше внимания, чем раньше. «Ничто не ускользало от его внимания», – замечал один наблюдатель[105]. Хотя совершенно понятно, что неуверенный король-параноик захотел держать единственного сына поближе к себе, но королевскому наследнику требовалось совершенно другое. Король не поощрял независимости, а всячески сдерживал и ограничивал принца, вникая в каждую мелочь процесса воспитания. Попасть в покои принца можно было только через королевские. Когда принц хотел покинуть дворец – ради охоты или турнира, придворные, назначенные отцом, выводили его через боковую дверь в личный парк и постоянно находились при нем.