Генрих был истинным спортсменом, находившим удовольствие в демонстрации своей силы и ловкости на турнирной арене. Будучи истинным принцем эпохи Ренессанса, он достиг больших успехов в музыке, стихосложении и языках. Личным наслаждениям он предавался с той же безграничной энергией и упорством, с какими его отец занимался политикой. Генрих унаследовал знаменитое обаяние и харизму семьи своей матери. Обаятельный, остроумный, очень щедрый, он был, по словам Эразма, «человеком большого сердца». Томас Мор писал так: «Король умеет заставить каждого человека почувствовать, что его общество доставляет ему истинное наслаждение». Венецианский посол так оценил Генриха: «Рассудительный, разумный и лишенный каких-либо пороков»[125].
Но у натуры нового короля была и другая, более темная сторона. Избалованный в детстве, он вырос очень вспыльчивым, импульсивным и тщеславным юношей, обладающим непредсказуемым характером. Приближенные быстро почувствовали, как легко и быстро можно потерять его благосклонность. Всего через несколько дней после восхождения на трон Генриха VIII самые непопулярные придворные его отца, Эмпсон и Дадли, оказались в Тауэре по сфабрикованным обвинениям в предательстве, а в следующем году были казнены.
Генрих стремился избавиться от всего, что напоминало о правлении отца, но при этом не забыл тех, кому был обязан троном. Он свято хранил одеяния ордена Подвязки, принадлежавшие его умершему брату Артуру. Хотя Генрих не отличался сентиментальностью и с радостью избавлялся от одежды и вещей бывших фаворитов, эти одеяния он тщательно хранил в личном гардеробе до конца своей жизни – возможно, в знак признания того, что именно смерть брата сделала его королем.
Одним из первых шагов Генриха на престоле стало завершение дипломатических переговоров касательно его обручения с Екатериной Арагонской. Теперь он мог взять ее в жены. Бракосочетание состоялось 11 июня, незадолго до восемнадцатилетия жениха. Екатерина мгновенно превратилась из предмета жалости в предмет зависти. Она долго вела жалкое существование на скромные деньги, выделяемые скупым свекром. Теперь же эти годы превратились в далекое воспоминание. Рядом с ней был красивый и обаятельный муж, а ее двор был полон немыслимой роскоши.
При всей любви Генриха к роскоши и показному великолепию, свадебная церемония прошла довольно скромно, в личных покоях королевы в Гринвичском дворце. Она была окружена такой завесой тайны, что нам неизвестны никакие детали. Единственная запись – это слова, произнесенные женихом и невестой, заранее подготовленные архиепископом Кентерберийским Уильямом Уорэмом.
Брачную ночь супруги провели в пятиэтажном корпусе, где располагались королевские покои. Окна выходили на газоны, сады и реку. Выбор места был очень важен для Генриха. Его мать обожала Гринвич. Незадолго до смерти Елизавета отдала распоряжения относительно улучшений дворца – были разбиты новые сады, перестроена кухня и башня, изменено оформление залов.
Екатерина получила огромный новый двор, состоявший из тридцати трех фрейлин высокого происхождения. Рядом с ней находились графини, баронессы, супруги рыцарей и дворянки. Среди них была и Элизабет Болейн – юная дочь этой дамы станет проклятием жизни Екатерины. Дамы подготовили Екатерину к брачной ночи. Информации о том, демонстрировали ли на следующее утро придворным запятнанные кровью простыни брачной постели, не сохранилось. Этот обычай начал отмирать.
Судя по всему, новобрачные искренне любили друг друга. Екатерине было двадцать три года, она находилась в расцвете юности. Генриху, как истинному рыцарю, нравилась романтическая сторона брака: принц-рыцарь спасает несчастную, но прекрасную испанскую принцессу. Екатерина не могла не полюбить красивого и энергичного молодого мужа, который избавил ее от неопределенности и страданий.
На этот раз никто не сомневался в консумации брака. Судя по всему, ко времени коронации, которая состоялась менее чем через две недели, Екатерина уже была беременна. О ее состоянии было объявлено в ноябре 1509 года. Генрих написал своему тестю, Фердинанду Арагонскому, радостное письмо. Он сообщал, что Екатерина «понесла в своей утробе живое дитя, и тяжела им»[126]. Придворные торжествовали при известии о плодовитости новобрачных. Все были уверены, что в королевской детской скоро появятся многочисленные отпрыски. Супруги были молоды, влюблены и происходили из весьма плодовитых семей.
Беременность развивалась нормально. Шли должные приготовления к родам. Заказали родильный стул, позолоченную медную чашу для сбора крови и плаценты. Из Кентерберийского собора доставили ту же серебряную купель, в которой крестили Генриха.