Частные уроки. Любвеобильный роман

«Зачем? Он же спит. Он у меня молодец: спит крепко. Да и куда ты сейчас пойдешь — такой ливень!»

Малушка сняла через голову платье. «Насквозь промокла». Она присела на большую кровать, стоявшую у той же стены, что и детская кроватка, щелкнула резинками подвязок и стала стягивать прилипшие к ногам чулки. Я смотрел, не отрываясь, на ее руки и плечи, мягко светлевшие в темноте.

«Тебе в туалет не надо? — спросила Малушка. — Налево вторая дверь... Нет? Ну, подожди, тогда я схожу. И помоюсь немного».

Она повертелась так и этак, быстро расстегнула и сбросила лифчик, пояс, трусики, скомкала и сунула под матрас. Накинула халатик и скрылась за дверью.

...Когда я мечтал о том, чего я так долго желал и что должно было сейчас исполниться, я представлял себе стремительную страстную сцену, что-то безоглядное, вихревое, затягивающее, как пучина, а всякие подробности, тоже по-своему волнующие, которые я перебирал в воображении, должны были, казалось мне, неспешно предлагать себя позже, потом, когда главное впервые уже совершится. Мысль, что вместо изъявления отчаянной страсти я должен буду на глазах у женщины, которая готова стать моей, раздеваться, расстегивать пуговицы, подвязки на носках, оковывала меня, как во сне, когда вдруг понимаешь, что не можешь пошевелиться. А тут еще этот Пунька каждую минуту может проснуться и закричать... Я уже злился на себя, за то, что, не ведая броду, затеял эту игру, и на Малушку, для которой все, что пока сокрыто для меня, привычно и просто; какой-то скучный голос в душе подсказывал мне сбежать, но я знал наперед, что, если ударюсь в бегство, нипочем не прощу себе этого. Теперь — когда заветное желание уже начало осуществляться, когда я за считанные минуты уже успел вобрать взглядом в полумраке комнаты наготу моей первой женщины!..

«Да ты еще не разделся!.. Вот так кавалер, заставляет даму ждать... Или забыл, зачем пришел?»

Малушка тихо засмеялась. От нее пахло влагой, миндальным мылом, чем-то манящим и неведомым.

«Ты смешной. Я отвернусь и буду ждать».

Она уже забралась под одеяло.

Мои прыгающие пальцы никак не могли справиться с пуговицами.

... «Не спеши»... Малушка крепко сжала пальцами мое плечо. По ее дыханию я понимал, что у меня начинает получаться что-то. Сознание, почти утраченное в первые минуты, возвращалось ко мне, как выявляются предметы из расходящегося тумана и организуют пространство вокруг. Я почувствовал, как проклевывается во мне самоуверенность мужчины, убеждающегося, что он удовлетворяет женщину на ложе. В эту минуту неправдоподобно громко зазвонил телефон.

«Вот дурак, — замерла Малушка. — Пуньку разбудит».

Она выскользнула из моих рук и побежала босиком к двери.

Телефон снова зазвонил, будто под самым ухом.

«Теперь будет всю ночь трезвонить, спать не даст сволочь», — раздался из коридора старушечий голос.

В комнате у самой двери чернел на стене прямоугольник навесного аппарата.

«Я сплю. Оставь меня в покое, — сердито сказала Малушка в трубку. — Очень глупо. Ну, приезжай, проверяй. Не могу больше говорить — Пунька проснется».

Рычаг телефона клацнул, как винтовочный затвор.

«Ей вообще телефон не положен, — объявил в коридоре другой голос. — А кому надо, не добьешься».

«У меня муж в оперативной части работал, нам отдельный телефон полагался. Вот они и злятся».

Малушка быстро забралась под одеяло.

«Замерзла совсем. Видишь, ноги какие холодные»...

Я ушел от нее под утро. Дождь кончился. На бульваре пахло мокрой листвой. У Арбатских ворот сутулился в кресле Гоголь, кутаясь в тяжелую бронзовую шинель.