Частный сыск есаула Сарычева

– Хотели? Значит, мальчик остался жив? – стеклышки пенсне Филиппова блеснули красным отсветом пламени камина. – Слава богу!

Хозяин широко перекрестился, грузно повернувшись к киоту с лампадой. Сарычев наблюдал за ним с усмешкой.

– Перестаньте, – предложил он. – Перестаньте ломать комедию. Гришин-Григорьев ваш человек, не надо отпираться. Дело получит неприятный для вашей компании оборот, если…

– Что если? – переспросил Филиппов. – Договаривайте. Чего вы хотите?

– Хочу получить обратно коллекцию и десять тысяч долларов как компенсацию за ущерб.

– А вы наглец, – с интересом разглядывая Сарычева, протянул хозяин. – Я много про вас слышал, но, признаться, не всегда верил в то, что рассказывали.

– Теперь убедились? – засмеялся Павел Петрович, но тут же оборвал смех и сухо сказал: – Давайте договоримся. Отдаете коллекцию и чек. Я ухожу и избавлю вас от многих неприятностей, связанных с отказом.

– Каких неприятностей? – вкрадчиво осведомился Борис Васильевич, поудобнее устраивая больную ногу. – Вы что, располагаете показаниями этого Григорьева, или как его там? Он что, указал на бумаге о преступных действиях по моему прямому приказанию? Хватит, господин Сарычев, надоело. Уходите!

– А если Евгений, действительно, жив? – бывший есаул взял из стоявшей на столике коробки сигару. Понюхав ее, одобрительно кивнул и раскурил от свечи. – Знаете, что означает моя фамилия? Сарыч – это ястреб из породы канюков, охотящихся в степи за грызунами. А уж хромую крысу я всегда достану.

– В моем доме? – вскинул голову Филиппов. – Я прикажу выкинуть вас вон!

– Не прикажете, – стряхнув в камин столбик серого пепла с сигары, усмехнулся Павел. – Хотя бы потому, что прекрасно знаете о случившемся с профессором, его сыном и коллекцией. И сейчас просто прикидываете, как лучше избавиться от меня. Заставить навсегда замолчать или откупиться? Применять физические и иные меры не советую: надежные люди знают, куда я пошел, и располагают материалами против вас. А вот откупиться? Я не против. Условия вам известны.

Борис Васильевич снял пенсне и потер пальцами покрасневшие глаза. Мозг его лихорадочно работал, отыскивая единственно верное решение. Вне сомнения, визитер знает многое, но не все. Есть ли у него веские доказательства? Ну, если Евгений Тоболин на самом деле остался в живых, – что мало вероятно, – он мог рассказать обо всем. Гришин будет нем как рыба. Этьен и крепыш тем более – они полностью во власти Филиппова. Значит, остается один Евгений? Но у него нет никаких доказательств! Коллекцию он получил сам, все документы в банке оформлены правильно, а рассказывать байки умеет любой. Что могут противопоставить деньгам Филиппова бывший есаул Сарычев и сопляк Тоболин? А ничего! Но не в собственном же доме разбираться с нахалом?

Хозяин встал, прохромал к бару, открыв дверцу, пробежал взглядом по бутылкам. Ехидно усмехнувшись, взял графинчик водки, настоянной на лекарственных травах. В микродозах эта настойка лекарство, а две-три рюмки могут привести человека в почти невменяемое состояние. Достав две рюмки и вазочку с конфетами, он вернулся к креслам и наполнил рюмки:

– Давайте поговорим, как деловые люди. Без лишних эмоций и ненужных оскорблений. Ваше здоровье! – пригубив рюмку он начал греть ее в ладонях.

Сарычев тоже выпил и затянулся сигаретой, ожидая продолжения.

– Вы, кажется, говорили о десяти тысячах? Поверьте, это слишком много. Подождите, не возражайте, – Борис Васильевич снова наполнил рюмки. – Надо все хорошенько взвесить, обсудить и прийти к обоюдному соглашению. Не так ли?

– Конечно, – согласился Павел Петрович и почувствовал, что тело его становится каким-то чрезвычайно легким, а голова тяжелой, как свинец.

– Поэтому не будем торопиться, – искоса посматривая на него, ворковал Филиппов. – Торопливость просто губительна при серьезных разговорах. Вы мне представляете свои доказательства, а я их оцениваю, и только тогда решаем, сколько они стоят? Согласны?

Сарычев сидел с отрешенным видом, силясь понять, что ему говорят. Слова хозяина с трудом доходили до его сознания, временами мутившегося до такой степени, что становилось темно в глазах. «Отравил, сволочь, что ли? – подумал Павел Петрович. – Или дает себя знать напряженная игра трое суток подряд?»

Он поднялся и, сделав нетвердый шаг, выбросил в камин недокуренную сигару. Руки казались вялыми, мутило, хотелось лечь и забыться, оставив все – Тоболиных, коллекцию, Филиппова…

– Ходзуми! – хлопнув в ладоши, позвал Борис Васильевич.

В гостиную вошел японец и поклонился хозяину. Сарычев неуверенно обернулся, недоумевая, зачем здесь слуга? Кажется, речь шла о серьезных вещах, не предназначенных для чужих ушей?

– Проводи господина, ему пора, – велел Филиппов.

– Н-не подходи, – сунув руку в карман, заплетающимся языком предупредил Павел Петрович, совсем забыв, что он безоружен.