Частный визит в Париж

Не в сердце женщины, конечно, она же не дурища, понимает это – в сердце царицы. Могло ли разве кого-то и впрямь волновать – если сказать по чести? – ее немолодое тело, чересчур располневшее и обрюзгшее? Дело ясное, хочет к трону приблизиться. Но устоять она не могла, хотя и все понимала, и теперь ждала его с минуты на минуту на ночное свидание. Уж больно хотелось услышать слова восхищения и признания, лесть и наглое вранье о том, как она прекрасна, прекраснее всех женщин на свете…

Он вошел в ее спальню через потайную дверь. Постоял на пороге, ожидая – знака, что ли, с ее стороны? Екатерина не стала делать знаков ободрения. Пусть сам… Она любила мужчин властных, незастенчивых.

Приблизился. Она видела его позади себя в зеркале. Чуть склонившись, он дышал ей в шею, бледный, с блестящими глазами, и, смелея, начал бормотать что-то о невероятной любви и бессонных ночах в грезах о ней. Она смотрела в его наглые серые глаза и думала: врет, сволочь. Но как красив… Какие руки сильные, какие плечи в сажень, как сладко пахло мужским телом, терпким потом… Она благосклонно развернула свое царственное маленькое ушко в его сторону и опустила глаза.

Он встал на колено, теребил и мучил ее полную белую ручку с синими отеками вен, обильно смачивая ее поцелуями, раскрывая свои крупные чувственные губы и впиваясь в ее кожу самой их влажной срединкой, поднимаясь все выше к локтю, под рукав. Этого она уже вынести не могла. Грудь ее заходила, и императрица сказала тяжело:

– Что на коленях-то мучиться, встань…

…Он вошел в ее белую буйную плоть и удивился приятно: там, внутри, было хорошо. Если бы не видеть этого тела – так даже и неожиданно прекрасно.

И он закрыл глаза.

Она тоже закрыла глаза. Чтобы не видеть в зеркале вываливающихся из корсажа своих больших жидких грудей, двойного подбородка, обвислых щек. Чтобы не думать о возрасте и о то м, что он, конечно, брешет про любовь. Чтобы отдаться своей страсти и лживой грезе без помех.

Столик трясся и ходил под толстыми руками императрицы, которая опиралась на него, налегая всей своей тяжестью, к которой добавлялась настигавшая ее равномерными толчками тяжесть мужчины. Лишь только два шумных дыхания нарушали ночную тишину, и руки Екатерины слабели, голова ее начала плыть в сладком обмороке, и она уже хотела было сделать жест, указующий ее ночному гостю путь к постели, как вдруг../