Максим слушал ее ботанические объяснения и думал: вот человек, не связанный ничем: ни работой, ни начальством, ни зрителями – одним словом, не связанный интересами других людей, которые вечно противоречат твоим собственным. Вот человек, не связанный необходимостью зарабатывать себе на жизнь, который в денежных тратах руководствуется только своим вкусом и прихотями; вот человек, не зависимый ни от чего, ни от кого – одним словом, свободный. Правда, ее свобода ограничена Пьером: это он дает ей все виды свобод – кроме свободы от самого себя… Потому-то она так и охраняет свой покой, свою безмятежность чувств: знает, что если рухнет, если
Как муж, да. Максим, например, к функции мужа непригоден, его семейная жизнь с Лидой лишь доказала общеизвестное…
– Так я ничего и не решила, – продолжала тем временем Соня, – и мы остались с пролысиной в изгороди. Хорошо, соседей нет, они здесь только летом бывают! Но надо все-таки на чем-то остановиться, сейчас осень, время посадок еще не закончилось, надо решить. Меня эта дыра, честно говоря, пугает, мне там все время кто-то мерещится, будто кто-то в кустах стоит. Пьер надо мной смеется…
– Вот я и говорю, что ты слишком своенравна, – сказал Максим.
– В каком смысле? – опешила Соня.
– Как с обоями… Хотела одно, решила другое, потом снова передумала… Ты привыкла следовать своим прихотям, а в актерской профессии требуется дисциплина, – закончил он суровее, чем ему бы хотелось, с неожиданной для него самого ноткой обличительства.
– Мне все быстро надоедает… – Соня оправдывалась под натиском Максима. – Я еще не успеваю новую идею осуществить, как она мне уже надоедает… Ты прав. Так я и остаюсь, с недоклеенными обоями и с непосаженными кустами, – виновато подытожила она.
– И с мужем, которого ты не любишь, – дополнил Максим глуховатым голосом, глядя в окно.
Он и сам не знал, как он осмелился это сказать. Это было по меньшей мере неприлично. И снова непонятно, зачем. Ревность? Как же это глупо!..
Соня вскинула на него глаза с некоторым удивлением.
– Пьер меня понимает… Он не навязывается, он мне дает свободу жить так, как я хочу…
– Встречаться с Жераром, например?
Соня вспыхнула.
– Ты не находишь, что это не твое дело?
Максим находил. Но лез в атаку.
– Ты ведь вчера с ним была в ресторане, не так ли? Я видел, как вы переглянулись…
– Послушай, с какой стати…
– Твой муж дает тебе свободу иметь любовника?
– Мы не любовники!
– Я не вчера родился, Соня!
– Мы правда не любовники! И это не твое дело! По какому праву…
– Ты с ним вчера была в ресторане? Все равно Реми узнает.
– Ну и что? Я имею право ходить в ресторан с кем хочу!
– Тогда почему бы тебе не сказать об этом своему мужу? Зачем было врать про подругу?
– Это никого не касается! И Пьера тоже!
– Ты так думаешь? А он где был, по-твоему? Тоже с любовницей?
– У него нет любовницы!
– Он же куда-то уходил вчера, ты об этом ничего не знала, не так ли? Каждый живет своей жизнью, никто никого не стесняет, у тебя любовник, у него любовница, прекрасная семья, вы друг друга понимаете…
Соня молчала.
– Хорошо тебе жить так? Удобно? – продолжал нападать Максим.
– Какое твое дело, я не понимаю? – наконец холодно произнесла она. – С какой стати ты меня допрашиваешь? Ты что, в полиции нравов состоишь? В обществе борьбы за нравственность? Или ты ревнуешь?
Опля! Удар пришелся точно, точнее быть не может. Максим запнулся. Что ответишь, когда и сам не знаешь, что там у тебя замкнуло в глубине подсознания, что там за всплески снов и эротических видений на дне? Когда ты понимаешь, что ведешь себя глупо, но продолжаешь вести себя еще глупее?..
Теперь пришла его очередь замолчать.
Некоторое время они смотрели друг на друга, и Максим вел безгласную и безуспешную битву со своим желанием ощутить, ощутить в реальности, во всей физической конкретности, приснившееся соприкосновение их тел.
Он отвел глаза первым.
Пауза длилась.
– Я приготовлю кофе, – сказала наконец Соня и стала спускаться, легонько стуча каблучками по лестнице, оставив Максима в задумчивости у холодного стекла.
Он простоял так некоторое время, без всякой мысли, с сосущим ощущением пустоты в груди, глядя в темноту за окном… Пока в его размытом поле зрения не произошло какое-то движение. Едва легкое, едва заметное, но все же достаточное, чтобы Максим сфокусировал взгляд.
И этот взгляд выхватил из черных теней неясный силуэт человека, притаившегося в кустах недалеко от пролысины, о которой говорила Соня.