Часы без циферблата, или Полный ЭНЦЕФАРЕКТ

Алла Сергеевна терпеливо ждала в сторонке на деревянной лавочке, порой доставала спицы и осваивала новое модное плетение косичкой. Особой рукодельницей никогда не была, но вязание всерьёз увлекло. Она называла его «старушечьим счастьем» и радовалась, что есть для кого стараться, и, помимо носков, нацелилась связать всем по тёплому свитеру, ну или хотя бы по жилетке.

Света катила коляску с Андрейкой в сторону школы, зная, что у дочки вот-вот закончится последний урок и неплохо бы повидаться. Таня, едва заметив её, понеслась навстречу с криком «мамааа!», быстро поцеловала и полезла в коляску взглянуть на розовые хомячьи щёчки брата.

– Ну куда ты к нему с грязными руками! Вон посмотри, вся перепачкалась! – совсем не по-злому ворчала Светлана, пристраиваясь поближе к Алле Сергеевне. Солнце припекало, и она лениво стягивала лёгкую кофточку, млела и щурилась от яркого света.

– Поаккуратней надо! Погода сейчас самая обманчивая. Жарко-жарко, а нет-нет – и ветерок холодный. Справляешься хоть с малышом?

– Вроде да… Так Андрей ест да спит, никаких забот! А молока, как и в первый раз, нет! Что только ни делала… И сцеживала, и ем всё подряд.

Андрей недовольно закряхтел, всем своим видом показывая, что его что-то не устраивает.

Света заулыбалась и засунула ему в рот едва не выпавшую соску.

– Как потеряет свою дудку, сразу в крик. Если голодный, ни секунды ждать не желает. Такую сирену включит! Вылитый папаша. Требовательный!.. Таня спокойная была… Скоро каникулы… Уже надумали, куда поедете? Я вот, может, в Стрельну на лето. Олег в порядок решил всё привести, дом-то совсем развалился… Но я с радостью, ребёнок целый день на воздухе находиться сможет. Сил нет таскать коляску вниз-вверх. Может, и вы с Танечкой приедете? Места всем хватит.

Светлана заботливо поправляла байковое одеяльце и наблюдала, как Таня смешно прыгает через скакалку под визг неугомонных подружек.

– Шустрая. По-моему, и спинка как-то ровней стала… Заметили? Мне вот иногда не по себе, что вдали растёт. Может, привыкну? Хоть скучает по мне? – вдруг неожиданно спросила Света.

Алла Сергеевна удивлённо вскинула глаза.

– Ты же мать родная! Конечно, скучает!

Она как-то в один день взяла и приняла Свету, обид не осталось. Наверно, чем старше, тем меньше на это сил хватает, вечно всех оправдываешь, во всём корни истинные видишь. Сына жалко, жизнь себе поломал. Все ошибаются, вот однажды и её Петенька заблудился. А Свету она больше не винила, никто не неволил, не смог сын устоять перед соблазном. Вроде и примера никто в семье не подавал… Не смог до конца оценить, какое счастье ему на пути встретилось, не сберёг Летицию. Скорее всего, так один на всю жизнь и останется. Вот такой ценой немалой Танечку заслужил… Поди разбери теперь, плохо это или хорошо?!

Михаил звонил Летиции каждый день, ждал ответа, ждал и боялся. Они говорили обо всём, только не о самом главном. В середине июня, тоскуя и устав от неопределённости, решил, что так дело не пойдёт. Летиция тонкая, особенная, никогда не сделает первого шага, и, скорее всего, именно он невольно даёт ей право усомниться в его окончательном желании быть вместе. Вновь мечталось, чтобы кто-то встречал дома, варил борщи, просыпался рядом, дышал, пел, шуршал по паркету мягкими тапочками. А он каждый день будет приходить с цветами и дарить их, с нежностью заглядывая в глаза близкому, родному человеку… Порой был абсолютно уверен, что они нужны друг другу. Может, и больше – необходимы!

Это была ещё не любовь. Скорее всего, надежда полюбить или хотя бы заново испытать нечто подобное, пусть даже и простую человеческую привязанность. Но присутствовало и сопротивление, и навязчивая потребность расценить происходящее как кратковременную слабость. И от такой категоричности становилось не по себе. Это было не что иное, как желание выстроить защиту от любой возможности снова пережить потерю или разочарование.

Михаил мучительно понимал, что будет слишком сложно пойти даже на незначительные изменения в своей устоявшейся жизни, которую он сравнивал с застоялым болотцем. Нет, он не был равнодушен к женскому полу и часто шёл на некие отношения. Только это была лишь физическая близость с одной женщиной, до тех пор пока той не надоедала бессмысленная трата времени, и вскоре невольно случалась новая. Летиции удалось разбудить в нём остатки прежнего человека, в существование которого он давно уже не верил, и глупо растерялся. Они были из одной материи, с одними взглядами на жизнь. Его всегда восхищали женщины с ярко выраженной индивидуальностью и нестандартной внешностью. Он находил Летицию крайне привлекательной, наполненной эстетикой и огромным уважением к себе. «Была бы она посмелей!» – не раз с горечью восклицал Михаил Леонидович и ненавидел своё устоявшееся мнение, что дважды любить не дано, во всяком случае, такому упёртому идеалисту, как он. И однажды в тёплый июньский вечер, когда пушились тополя и пух разлетался по всей Москве, Михаил взял и решился.