Часы бьют двенадцать

Грейс Парадайн вновь ощутила тревогу. Становилось все труднее обеспечивать, чтобы вечер прошел без сцен. По другую сторону камина она видела Айрин, все еще прикладывающую к глазам платок, игнорируя пудреницу и пуховку, которые протягивала ей Лидия. Приняв внезапное решение, мисс Парадайн поднялась.

— Дорогие мои, — начала она голосом, сразу же привлекшим всеобщее внимание, — у меня есть по маленькому сувениру для каждой из вас. Сейчас я сбегаю наверх и принесу их. Не вижу, почему какие-то дурацкие осложнения должны помешать мне сделать вам подарки. Фил, поговори с Брендой… Я вернусь через минуту… Нет, дорогая, лучше я принесу их сама — я знаю, где они лежат.

Подойдя к двери и обернувшись, Грейс Парадайн почувствовала облегчение. Айрин пудрила нос, и даже Бренде было нелегко поссориться с Фил. Но ей нужно поторопиться. Лучше не рисковать. Несмотря на внушительные пропорции, мисс Парадайн была весьма подвижна. Подобрав юбку, она взбежала но ступенькам почти так же быстро, как это сделала бы Филлида.

Грейс Парадайн вернулась, прежде чем Айрин закончила приводить в порядок лицо и когда Бренда все еще отвечала на вопросы Филлиды об их общих друзьях. Она принесла четыре маленьких пакетика в рождественской обертке — с золотыми листьями падуба и алыми ягодами — и с тесемками разных цветов: серебряной для Айрин, алой для Бренды, зеленой для Лидии и золотой для Филлиды.

— Всего лишь пустячки, — сказала Грейс.

Они разворачивали пакетики, когда дверь распахнулась и в комнату вошел Лейн, неся большой серебряный поднос с кофейным сервизом. За Лейном следовала Луиза с массивной подставкой для пирога.

Мисс Парадайн удовлетворенно вздохнула. Сцена выглядела знакомой и естественной — радушная хозяйка раздает подарки; четыре женщины разворачивают яркую бумагу; поднос с тяжелым серебряным кофейником, кувшином с молоком и сахарницей стоит на длинном ореховом столе вместе со старыми голубыми с золотом чашками из вустерского фарфора. Так могло происходить в любой канун Нового года, независимо от даты.

Луиза опустила на стол подставку с рождественским пирогом на нижней полке и с печеньем и шоколадными пальчиками на двух верхних. Все выглядело надежным, безопасным и соответствующим традициям — респектабельный Лейн с седой бахромой вокруг лысой макушки и двадцатью годами службы за плечами; его достойная помощница Луиза с прямой осанкой и столь же прямым характером, в старомодном корсете и эдвардианском[8] чепчике. Картина казалась в высшей степени успокаивающей.

Дворецкий и горничная удалились. Все целовали и благодарили тетю Грейс. Лидия получила свою любимую соль для ванны («И где только ты ее достала?.. »), Бренде достался карманный фонарик («Такая вещь всегда полезна… ») — Айрин — фотография Джимми и Рены, увеличенная и помещенная в рамку. («О, тетя Грейс!.. »), А Филлиде — полдюжины мягких носовых платочков с ее именем, вышитым в углу («О, дорогая, ты не должна была этого делать! Твои талоны!.. »). Все суетились вокруг Грейс, улыбаясь и весело болтая, когда дверь открылась снова и вошли мужчины.

Однако их было только пятеро — высокая и властная фигура Джеймса Парадайна отсутствовала.

Мисс Парадайн начала раздавать следующую порцию подарков — на сей раз незавернутых, — ненавязчиво кладя их в руку каждого из четырех мужчин, чьего присутствия она ожидала. Наличие пятого гостя — Эллиота Рея — было спокойно проигнорировано. Остальные получили по маленькой записной книжечке-календарю с прикрепленным к ней карандашом: в коричневом кожаном переплете для Фрэнка, в алом для Дики, голубом для Марка и бордовом для Алберта Пирсона. Незваный гость не был удостоен ни слова, ни взгляда.

Эллиот относился к происходящему с горькой иронией, которая, однако, быстро перерастала в гнев. Чтобы рассердить его, сегодня вечером не требовалось слишком много. Теперешний случай был абсолютно тривиальным, но под его тривиальностью скрывалась, подобно течению — под плывущей соломинкой, холодная враждебная сила. Он и раньше ощущал ее, но никогда так ясно, как сейчас. Впрочем, нахлынувшую волну негодования и на этот раз пересекла, словно зигзаг молнии, вспышка мрачноватого юмора. Интересно, угостят ли его кофе?

Как бы угадав его мысли, Лидия подошла к нему и протянула свою чашку.

— Но ведь это твоя, — возразил Эллиот.

— Я возьму другую.

Они стояли чуть в стороне от остальных — их голоса были почти не слышны на фоне общего разговора. Чашка кофе разделяла их — Лидия протягивала ее, А Эллиот, прикасаясь к блюдцу, все еще не решался принять. Она смотрела на него блестящими зелеными глазами; он опустил взгляд, скрывая тлеющий в нем гнев.

— Не будь дураком, — сказала Лидия.

— Я был дураком, оставшись здесь, — отозвался Эллиот.

— Тогда почему ты это сделал?

— Он меня заставил. Речь идет о деле.

Его тон не допускал двусмысленных толкований. «Он» „ этом доме был только Джеймс Парадайн.

Длинные темные ресницы слегка дрогнули.

— И только поэтому?

— А почему еще?

Лидия рассмеялась.

— Я не ставлю точки над "i" за других. Возьми свой кофе и не будь дураком!

Она сунула ему в руку чашку и отошла.