Часы бьют полночь (СИ)

Последняя заметка явно принадлежала не Марине. Не тот стиль, совсем другое изложение: краткое, тезисное. Как при доказательстве теоремы или мозговом штурме. И содержание…

О. — это наверняка она, Оля. А значит, автор записок на последней странице — Женька.

В таком случае «эта штука», о которой он писал…

Воспоминание пришло вспышкой. Алые всполохи в глазах, нелюдская зловещая улыбка, пальцы, что смыкаются на её горле. Сильно: даже сейчас наверняка остались синяки, скрытые горловиной свитера.

Оля как наяву ощутила на своей шее смертоносную хватку и невольно приложила пальцы к гортани. Та отозвалась болью — да, следы ощущались. С какой же силой оно душило её, раз даже спустя сутки горло саднит и покалывает?

«Через несколько минут тебе будет уже всё равно».

Она наконец-то вспомнила. Всё вплоть до последних Женькиных слов. До прохладных пальцев на её виске.

Остальное домыслила фантазия: вот Оля падает, усыплённая его прикосновением, вот он вытаскивает из кармана её сумки телефон и снимает блокировку, приложив палец Олиной руки к сенсору сканера отпечатков пальцев. Вот пролистывает переписку и фотографии, удаляя всё, что могло бы напомнить Оле о прошлом. Вот находит сообщения Рэны и узнаёт, куда нести спящее тело.

Вот притаскивает Олю, всё ещё бесчувственную, по нужному адресу. И, когда Рэна открывает дверь, — точно так же прикасается к её виску, лишая воспоминаний о собственном приходе.

Всё складывалось. Вот, значит, как Женька решил избавить Олю от опасности.

Звонить родителям она больше не хотела. Нужно было действовать. Быстро. Желательно — прямо сейчас. Нужно было увидеть его, сказать, что она всё вспомнила, а потом…

Нет. Нет, обречённо поняла Оля. Нельзя. Нельзя, потому что её невмешательство — плата за безопасность. Потому что он просто сотрёт ей память снова и будет продолжать, пока она не забудет окончательно или пока не сдастся, оставив попытки.

И тогда станет правдой то будущее, что она видела? Те сны? Дойдут до двенадцати стрелки, стрелки на часах, застывших внутри, и наступит бесконечная полночь?

А может, всё не так? А может, наоборот? Будущее наступит, если она ничего не сделает? Она забудет Женьку снова, но уже не потому, что он сотрёт ей память…

…а потому что сотрётся из этого мира сам? Как Марина? Марина, которую Оля видела в последнем сне про московское метро, Марина, что назвала себя «не привидением, а воспоминанием»?

«Ты ещё можешь всё исправить, и это будущее не наступит»? Так она, кажется, сказала?..

Но что делать? Как исправлять-то?

— У тебя такой вид, будто ты призрака увидела, — раздалось со стороны двери. Оля вздрогнула и подняла глаза. Рэна. Всего лишь Рэна вылезла из душа и теперь стояла в проёме: в домашней футболке, с полотенцем на мокрых волосах. — Что случилось?

— Ничего, я… — Оля растерялась. И что ей сказать? Что воспоминания вернулись, что её близкому другу угрожает опасность, что она не должна вмешиваться, потому что иначе сделает его жертву напрасной? Что она при этом не может не вмешаться, ведь всё это началось из-за неё?

Говорить ничего не пришлось.

— Ты вспомнила, — поняла Рэна, подходя к ней и садясь рядом на диван. — И, судя по лицу, вспомнила что-то плохое. Я права?

Оля кивнула и опустила голову. Новый год наступал неотвратимо, как призрачное мрачное будущее, и стрелки, что дрожали внутри, накладывались на стрелки часов Спасской башни, которые сегодня пробьют полночь.

Отсчитают начало нового цикла и навсегда похоронят её возможность что-то изменить.

— Скажи, — тихо произнесла Оля, — скажи мне такую вещь. Если есть что-то плохое, что должно случиться… и я знаю, что оно случится, но не знаю, из-за чего — как быть, чтобы не ошибиться?

Рэна не ответила, и она продолжила — быстро, пока не сбилась с мысли.

— Если я могу попытаться что-то сделать, но есть вероятность, что станет только хуже… А могу ничего не делать, и в таком случае точно произойдёт что-то ужасное. Но не факт, что такое же ужасное… как то, что случится, если я попробую и облажаюсь. И что делать-то?

Оля умолкла, бессильно кусая губу. Вернувшаяся память не принесла облегчения — только тревогу и осознание собственной слабости. Невозможности что-нибудь сделать. Придумать ответ. Даже если она решит действовать — откуда ей вообще знать, где Женька сейчас! Она ведь адреса не спросила!

— Послушай, — вымолвила вдруг Рэна. — Ты помнишь, какое сегодня число?

А это тут при чём?

— Тридцать первое, — вздохнула Оля. — Новый год скоро, да. Не успею решиться до него — вообще ничего уже не смогу. Да и вообще, подумаешь, праздник…

— Не просто праздник, — улыбнулась девушка. — Время чудес. Я это к чему: если хочешь что-то попробовать, лучше пробуй сейчас. Не знаю, что у тебя там произошло, но…

— Кое-кто говорит, что не чудес, а чудовищ, — мрачно заметила Оля. — Даже звучит похоже. Но это ничего не значит. Просто игра слов. А я… вроде и хочу попытаться помочь, но не знаю, стоит ли.

— Лучше сделать и жалеть, — покачала головой Рэна и вдруг предложила. — Хочешь, историю расскажу?

— О чём?