Часы бьют полночь (СИ)

Её всё ещё потряхивало, а голос, обычно нарочито хрипловатый и капризный, то и дело сбивался на фальцет. Что ж, как минимум, злорадно подумалось Оле, я смогла их как следует напугать. И отвлечь.

Конечно же, ничего не получилось. Стоило ей кинуться на Фролова, как сбоку каменной глыбой вырос Глеб. Здоровый и мощный, мощнее даже самого Гоши: если в «новеньком» хватало и мышц, и жира, то его приятель мог похвастаться сухим телом атлета.

Оле до телосложения одноклассника не было никакого дела. Точнее, не было бы, если бы не пришлось испытать его силу на себе. Глеб схватил её за воротник и отшвырнул от Фролова легко, как тряпичную куклу.

Осколок из пальцев выбила уже Лена, презрительно морщась, словно и впрямь увидела крысу.

— И что нам теперь с тобой делать? — поинтересовался Гоша. Обращался он, конечно, не к Оле: жадно вслушивался в аудиторию, стремясь услышать их версии. — Я баб не бью, но ты заслужила. Совсем уже поехала, со стекляшками кидаться.

— Не лучше дружка своего, — выплюнула Ленка. Вовка молчал и усмехался. Женьку теперь держал он: Глеб был занят Олей. Несмотря на Вовину щуплость, сейчас хватало даже его невеликих усилий. Вряд ли Женька мог встать без посторонней помощи. Вряд ли он вообще был в сознании: с того момента, как Лена наступила ему на руку, он не произнёс ни слова и даже не шевельнулся, когда Оля метнулась вперёд.

Она старалась не смотреть в сторону Женьки. Вместо этого уставилась на Гошу, с радостью осознавая: пусть у неё и не вышло, понервничал он знатно. Фролов жевал сигарету, ронял пепел на снег, а губы у него дрожали. Змея обвилась вокруг шеи и в свою очередь пялилась на Олю. Если раньше той и удавалось притворяться, сегодня она окончательно выдала в себе «видящую».

Неважно. Всё равно Гоша и так её подозревал.

— Значит, так, — решил наконец он. — Ленка тоже баба, вот как баба с бабой и решайте.

Лена улыбнулась, и от недавних слёз не осталось и следа. Она разом прекратила выглядеть человеком, недавно потерявшим любимую кошку. Теперь в глазах горело злое и радостное, как у маленьких детей, когда они взахлёб пинают собачат и целой гурьбой дразнят одного, забитого и слабого. Оле начало казаться, что Женька был прав: сейчас между Ленкой и тварями, что летали вокруг, не было никакой разницы.

Твари! Точно! Она настолько погрузилась в происходящее, что почти забыла следить за ними, и поняла лишь теперь. Вокруг Гоши не виднелось ни единого чудовища. Здесь, на пятачке, их должно было пастись множество. Привлечённые запахом страха, гнева и боли тех, кто может их видеть, твари не упустили бы своего. Но их не было.

Оля вспомнила: когда он только пришёл к ним, в классе разом стало меньше теней. Видимо, «сила» Фролова, чем бы она ни была, позволяла их отгонять. Полезно — но всё равно не стоит того, чтобы пускать в своё тело монстра.

— Даже не знаю… — жеманно протянула Ленка. — Может, притащить реальных крыс, пусть её покусают, и она потом сдохнет от бешенства? Ну, или тридцать уколов в живот. Тоже неплохо.

— Как ты сюда дикую крысу притащишь? — флегматично заметил Вовка. — Она тебя первая цапнет, сама же понимаешь.

— Да шучу я, — Ленка раздражённо махнула рукой. — Не дебилка же. О, точно! Она у нас кто? Шлюха живодёрская. А шлюх раньше остригали, чтобы показать, что они шлюхи. Давайте для начала косищу эту ей отрежем! А потом уже всё остальное.

Оля похолодела. До сих пор она была готова ко всему: жестокому избиению, порче вещей, доносу родителям. Даже к тому, что Лена решит намеренно изуродовать ей лицо. Но волосы?

Пыльный запах креозота. Визг тормозов метро. Телефон, падающий в проём между вагоном и платформой, а на следующий день лежащий в сумке как ни в чём не бывало. Лицо, которое она никак не может вспомнить во сне и которое видит каждый день наяву. Короткие волосы. Её странные ноябрьские сны.

Позабытые было часы, замершие внутри, дёрнулись и вновь начали отсчитывать безжалостные минуты. Ничего она не изменила. Если сейчас они отрежут ей косу, та не успеет отрасти к моменту поступления в вуз — и Оле придётся ходить с короткой стрижкой.

Волосы у неё всегда росли медленно. Шанса отпустить косу заново не будет.

«Значит, не стригись. Вообще не стригись больше — и это будущее никогда не наступит», — сказал далёкий Женька, Женька из мирного прошлого, где ещё не было Фролова. Из того сонного вечера, когда Оля лежала в кровати с сотрясением, а он читал ей отрывки из дневника матери. Она помнила его слова и не собиралась стричься.

Но сейчас никого не волновало, что она там хотела.

— Нет, пожалуйста! — вырвалось из груди жалобное, жалкое. — Что угодно!.. Хоть реально крысу принесите — но не волосы! Их нельзя… трогать.

Вспышка испуга прошла, и Оля запоздало поняла: о, чёрт. Ей не следовало об этом говорить. Не сейчас, не им. Она только что подписала себе приговор.

Ленка победно усмехнулась и потянулась к брошенному в снег осколку бутылки.

— Боишься, значит? Так тебе и надо, сука.