Часы. Пальцы чешутся. К чему бы? Вечеринка на хэллоуин

В одной из лондонских квартир зазвонил телефон. Хозяин квартиры, мосье Эркюль Пуаро, с досадой заерзал в кресле. Даже еще не услышав голоса на другом конце провода, он знал, что означает сей звонок. Его друг Солли, с которым он собирался провести вечер за старинным и, по-видимому, бесконечным спором о том, кто был истинным виновником убийства в Городских банях на Каннинг Роуд, так вот, его друг Солли звонил, чтобы сказать, что прийти он не сможет. Пуаро, который собрал кое-какие улики в пользу своей довольно-таки экстравагантной версии, почувствовал глубочайшее разочарование. Не то чтобы он надеялся поразить Солли собственными доводами, однако же всерьез рассчитывал, что тот, изложив свои, даст ему долгожданную возможность разбить его нелепые измышления в пух и прах — именем логики, метода и здравого смысла. Было бы крайне обидно упустить такую возможность. Правда, когда они виделись сегодня днем, Солли сотрясал тяжелый грудной кашель — признак крайне опасной простуды.

— С другой стороны, — как бы в утешение себе сказал Пуаро, — он наверняка наградил бы меня своим ужасным насморком, и тогда, — он мельком окинул стоявший на полке обширный ассортимент всевозможных склянок, — никакие лекарства мне бы не помогли. Хоть бы он не пришел! Но, tout de тёте[202], — прибавил он со вздохом, — это означает, что мне опять предстоит скучать весь вечер.

Скучные вечера были теперь ему не в диковинку. Даже самому могучему интеллекту (а великий сыщик никогда не сомневался, что у него именно такой интеллект) требуются внешние стимулы. Философы, возможно, способны обходиться и без оных, но Эркюль Пуаро никогда философом не был. Временами он почти жалел, что не занялся в молодости изучением богословия, вступив вместо этого на путь борьбы с преступниками. Сколько ангелов может уместиться на кончике иглы? Занятно, наверное, было обсуждать подобные вещи в беседах с собратьями…

В комнату вошел его слуга Джордж.

— Звонил мистер Соломон Леви, сэр.

— Вот как, — сказал Эркюль Пуаро.

— Он весьма сожалеет, но просил передать, что не сможет составить вам компанию на сегодняшний вечер. Он лежит в постели с ужасным гриппом.

— У него не грипп, — возразил Пуаро, — а самый прозаический насморк. Правда, сильный. Но, разумеется, грипп и звучит солиднее, и вызывает больше сострадания со стороны окружающих. При обычном насморке нелегко, конечно, добиться от друзей искреннего сочувствия.

— Как бы там ни было, он не придет, сэр, — сказал Джордж. — Насморк штука заразная. Неровен час, и сами сляжете.

— Да, это было бы совсем некстати, — согласился Пуаро.

Снова зазвонил телефон.

— У кого-то еще насморк? — фыркнул Пуаро. — Я, вроде бы, больше никого не звал.

Джордж направился было в холл снимать трубку, но Пуаро остановил его.

— Я сам возьму, — сказал он. — Наверняка ничего интересного. Хотя, как знать? — он пожал плечами. — Глядишь, кто и поможет скоротать время.

— Слушаюсь, сэр, — сказал дворецкий и вышел из комнаты.

Пуаро снял трубку с оглушительно трезвонившего аппарата.

— Говорит Эркюль Пуаро, — торжественно произнес он, рассчитывая потрясти этим известием любого, кто находился на другом конце провода.

— Вот и прекрасно, — тут же оборвал его немного запыхавшийся женский голос. — Я была уверена, что не застану вас дома, что вы куда-нибудь подевались.

— Это почему же? — холодно осведомился Пуаро.

— Потому что в последнее время все будто сговорились делать мне всё назло. Если, к примеру, кто-то срочно мне нужен, его обязательно не оказывается на месте. А сейчас мне необходимо было срочно найти вас. Незамедлительно.

— А вы, собственно, кто? — поинтересовался Эркюль Пуаро.

— Как, вы меня не узнали? — В голосе прозвучало изумление.

— Теперь узнал, — ответил Эркюль Пуаро. — Ариадна! Мой дорогой друг!

— Я в ужасном состоянии, — сообщила Ариадна Оливер.

— Да-да. Я слышу. Вы бежали? И никак не можете прийти в себя?

— Не то чтобы бежала. Просто переволновалась. Могу я зайти к вам сейчас же?

Пуаро немного замялся. По голосу его давней приятельницы можно было заключить, что она крайне — крайне! — возбуждена. А стало быть, на излияние всех своих горестей, обид и напастей ей потребуется очень — очень! — много времени. А ведь стоит допустить ее в святилище Пуаро, выпроводить ее оттуда, оставшись при этом безукоризненно вежливым, будет очень и очень непросто. Вещей, приводивших миссис Оливер в волнение, было так много, и они зачастую оказывались столь неожиданны, что на их обсуждение следовало соглашаться с предельной осторожностью.

— Вы чем-то расстроены? — осторожно осведомился Пуаро.

— Да. Я страшно расстроена. Я просто не знаю, что делать. Совершенно не представляю. Я чувствую, что мне нужно прийти к вам и все рассказать — все по порядку, потому что вы единственный человек, который может подсказать мне, как поступить. Так я зайду?

— Ну конечно, конечно. Буду очень рад.

На том конце провода с грохотом повесили трубку, и Пуаро позвал Джорджа. Немного подумав, он велел ему приготовить ячменный отвар с лимоном для гостьи и подать дольку лайма[203] и рюмку коньяку — для себя.