Часы веков

— А ты уверена, что в лесу нет зубастых гадов, какие водятся в здешних водах? — спросил он, останавливаясь, но, подумав, прибавил:

— Впрочем, как говорится, бояться гадов — в лес не ходить…

Однако первобытный лес оказался мало приспособленным для прогулок. Они с трудом пробирались сквозь нагромождения гниющего бурелома, сырого и скользкого. Стало почти совсем темно. Толстые стволы шершавых и влажных деревьев, породу которых невозможно было определить в полумраке, тесно поднимались вокруг чёрными привидениями. Душные гнилостные испарения наполняли воздух смрадом. Муха то и дело скользила, наступая на чудовищно большие грибы, которые лопались под ногой, как выстрел. Несколько раз она упала, больно исцарапав лицо и руки. В довершение ко всему на путников напали мириады летающих насекомых. Они больно жалили, а при дыхании врывались в рот, лезли в ноздри и уши.

— Я больше не могу! — жалобно крикнула Муха Великанову, выплёвывая отвратительную кашу из насекомых. — Пожалуйста, идёмте домой…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ, в которой происходит смертельная схватка обезьяны с тигром

В эту минуту впереди мелькнул свет, и они скоро вышли на обширную поляну, заросшую высокой, сочной травой. С двух сторон поляну замыкали глыбы скал, образуя почти прямой угол. А в самом углу с высоты нескольких метров из тонкой расщелины выбивался узкий и прозрачный, словно стекло, весёлый ручеёк.

С каким наслаждением они пили приятную, почти ледяную воду! От холода у Мухи начало ломить лоб. Вода стекала по подбородку, забрызгала фартук, а она всё пила и пила…

— Не забывай, Муха, что ты попала в эпоху, когда на земле ещё нет ни врачей, ни лекарств, — ворчливо проговорил Великанов, — если ты простудишь горло, тебя некому будет лечить!

— Ещё один глоточек! — сказала она беспечно. — Я никогда не простуживаюсь.

К ней вернулось хорошее настроение. Она вытерла рукавом мокрое лицо и огляделась. Это было по-настоящему красивое место. В траве, там и тут, пестрели яркие, незнакомые цветы, а в центре поляны высоко к небу поднимались стройные стволы пальмовых деревьев. Их росло здесь не меньше десятка. В вышине остроконечные листья сплетались в густую крону, и на траву падала заманчивая тень.

— Вот бы отдохнуть в этой тени! — сказала она, потягиваясь, и уже было двинулась к пальмам, но Великанов остановил её.

— Осторожней! — понизил он голос. — Как бы Муха-мушка не попала в липучку, из которой, как известно, твои летающие тёзки никогда не выбираются!

Часовой мастер указал ей на ствол пальмы.

— Не вижу никакой липучки, — пожала она плечами.

— А ты присмотрись! То, что вижу я, пожалуй, даже похуже липучки!

Муха рассматривала дерево, заслонив ладошкой глаза от слепящего солнца. И вдруг вскрикнула:

— Какой ужас!

Вокруг ствола обвивалась огромная пятнистая змея. Казалось, она дремала.

— Не будем, Муха, вступать в конфликт с древнейшим пресмыкающимся. Пусть себе спит или делает вид, что спит… Я убеждён, что нам надо, как можно скорей, уносить отсюда ноги!

Уносить ноги им не пришлось, потому что на поляну совершенно нежданно обрушился шквальный ветер с косым, сбивающим с ног дождём. Солнце светило всё так же ярко, и поэтому им показалось, что дождь льёт с чистого синего неба. Просто Муха и Великанов не успели заметить, как из-за леса не выплыла, а вылетела клубящаяся чёрно-фиолетовая туча. Дождь походил на поток, прорвавший плотину, он захлёстывал дыхание, гремел, рычал и свистел, заглушая все другие звуки древнего мира. Муха видела, как шевелятся губы согнувшегося под тяжестью дождя Великанова, понимала, что он что-то кричит ей, но не разобрала ни одного слова. Она лежала на земле, прижатая к ней дождевым водопадом.

Наконец ему удалось схватить её за руку и подтянуть к скале. Напрягая силы, маленький часовой мастер втолкнул Муху в небольшое круглое отверстие и протиснулся в него сам.

Долго лежали обессиленные путники в тёмной пещере. Ливень кончился так же неожиданно, как и начался, в круглом отверстии засверкало солнце, а они всё ещё не шевелились, слушая в наступившей тишине спокойное тиканье волшебных часов.

— Как ты себя чувствуешь, Муха-мушка? — услышала она слабый голос часового мастера.

Она не сразу ответила, потому что ей было трудно ворочать даже языком.

— Муха! — забеспокоился он. — Ты слышишь меня?

— Да… — вздохнула она. — Я себя чувствую так, будто меня раскатывали скалкой, а потом разрезали на лапшу.

— Ну, раз ты остришь, значит лапша из тебя не получилась, — успокоился он.

— Я бы с удовольствием похлебала сейчас маминой лапши, — снова вздохнула она.

— Боюсь, что это тебе не удастся, так как от мамы тебя сейчас отделяет небольшой отрезок времени — всего в один миллион лет! Может быть, ты недовольна, что отправилась со мной в это необычное путешествие?

— Что вы! Я хочу пропутешествовать целиком весь миллион лет!

— В таком случае давай выберемся из пещеры на солнышко и высушим нашу одежду. Ты смелая девочка, и я теперь вижу, что мальчишки тебя боялись не зря!