Чаткальский тигр

И Юсуфджан-ака повел их к своему дому, расположенному на взгорке. Его жилье почти не пострадало. Подступившая вода разрушила только сарай и коровник.

Жена председателя издалека увидела мужа, идущего с незнакомыми ей людьми, и вышла встретить гостей. Она оказалась очень приветливой, проводила Караджана и Гулгун на веранду, увитую виноградником. Хозяйка принялась хлопотать на летней кухне, а ее проворные детишки, ловя одобрительные взгляды отца, быстро расстелили дастархан, принесли крепкий чай.

Юсуфджан-ака передал Караджану и Гулгун по подушке, чтобы подложили себе за спину, и, расспрашивая о тех краях, где они жили, о их родителях, неторопливо разломил на куски румяные лепешки. Из беседы с гостями он узнал, что Гулгун учится в медицинском институте, но в связи с приездом сюда, видимо, возьмет отсрочку на год. Председатель сразу же пригласил ее работать в их сельской амбулатории.

— Заведующий райздравотделом мой племянник. Я поговорю с ним и все улажу, — сказал он. — Вот этот дом с верандой — ваш. Мы его построили недавно — для сына, который служил в армии. Невесту ему засватали. А он, шельмец, возьми и завербуйся после службы целину в Мирзачуле осваивать. Сами живем в старом, — Юсуфджан-ака кивнул на приземистое строение, видневшееся за яблонями и урючинами. — Живите на здоровье. Что вам делать в районном центре, у черта на куличках? Отсюда и до плотины рукой подать.

Доводы его показались Гулгун убедительными, и она незаметно пожала руку мужа, вопросительно посмотрев ему в глаза.

— Мне у вас нравится, — улыбнулся Караджан.

— Вот и превосходно! — воскликнул баском председатель и пригладил пышные усы. — Оставайтесь! Тут у нас прекрасные места! Вот приберем малость в кишлаке, новые дома отстроим, молодые сады насадим — лучшего места на всем земном шаре не найдете! В наш кишлак сам Гафур Гулям любил приезжать. Да-а, мы с поэтом были что названые братья, он — старший, я — младший. Эх, пусть пухом будет ему земля. Он не раз говаривал: «Вот построю себе хижину в твоем колхозе и останусь тут навсегда!..» А когда я приезжал в Ташкент, то останавливался в его доме. Здешние меня до сих про зовут «младшим братом» Гафура Гуляма…

Не только уговоры председателя, приветливость его жены, детей, но и что-то другое усиливали желание Гулгун остаться тут. Это «другое», наверное, и было чувством долга, о котором она не единожды слышала, но вдруг впервые ощутила сама. Впрочем, она сейчас не столько думала о себе, сколько о муже. Ему будет гораздо ближе и удобнее ездить на работу, если они снимут жилье в этом кишлаке. А предложение работать в амбулатории тоже показалось весьма заманчивым. Тут каждый от мала до велика занят делом, помогая поскорее ликвидировать последствия наводнения, а она, как изнеженная барышня, будет томиться дома? Нет, не для того она берет отсрочку, чтобы сидеть сложа руки. Работая в сельской амбулатории, она приобретет немалую практику. Именно здесь люди больше всего нуждаются в ней. И она постарается и мужу помочь, и жителям окрестных кишлаков. Иначе — какая польза от нее на земле?..

— Ну, как? — спросил Юсуфджан-ака, обращаясь к ней. — Согласны у нас работать?

— Как решит мой муж… — уклончиво ответила Гулгун.

* * *

Колхозная амбулатория являлась филиалом районной поликлиники. Поэтому непосредственным начальником Гулгун стал главный врач этой поликлиники Хефизхан, тучный мужчина, шумно дышавший при ходьбе. Ему было около шестидесяти. Он уже давно занимался больше хозяйственными делами, чем врачебными. Иногда в жаркие дни, всласть наевшись плова в чайхане Чартака, он растягивался на сури, поставленном в прохладной тени деревьев над арыком, и проводил тут в дреме многие часы. Корасконцы, чартакцы, карабагцы и жители других кишлаков давно позабыли его настоящее имя и между собой называли «толстый доктор», а обращаясь к нему, называли его «доктор-ака». Правда, многие поговаривали, что в этом «докторе» осталась одна полнота и ничего от искусства врачевания. Появление в поликлинике молодой стройной женщины с бровями вразлет, похожими на крылья ласточки, с искрометными глазами, ради которых не пожалеешь и жизни, чрезвычайно обрадовало Хефизхана. Не скрывая своего восхищения ею, он оглядел Гулгун с головы до ног, усадил напротив себя на стул и принялся в покровительственном тоне объяснять ей, в чем заключается главная сложность работы медика в сельской местности. А сам, специально надев по такому случаю свежий накрахмаленный халат и прикрыв лысину белым колпаком, с вожделением думал: «Пах-пах-пах, какая женщина! Экстра!.. Теперь незачем ездить в санаторий «Чартак», чтобы любоваться там загорающими у речки красотками! Они не стоят и одной реснички этой женщины. Пах-пах-пах, как только природа смогла создать такую, прелесть!»

Хотя Гулгун сидела, опустив голову, и внимательно слушала его наставления, по приторно-сладкой интонации и бегающим глазам она сразу поняла, что за человек перед нею. Поэтому смело посмотрела ему в лицо и бесцеремонно перебила, вставая:

— Я все поняла. Разрешите приступить к своим обязанностям?