— Вот так встреча! — Степанов крепко стиснул в объятиях маленького Хисберта. — Все помню. Геройский стрелок у вас был.
— Жалею, что не удалось вас тогда поблагодарить!
— До этого ли было?
И долго еще вспоминали летчики бои над Теруэлем и тех, кто защищал от фашистов небо Испании…
К ночи 24 декабря республиканские войска взяли Теруэль.
Несколько дней противник не проявлял активности. В эти дни часть действовавшей под Теруэлем республиканской авиации по решению военного министра Прието была отведена на аэродромы Центрального и Арагонского фронтов. Но 29 декабря, когда над северной частью Арагона вновь закрутились снежные метели, семнадцать фашистских дивизий нанесли контрудар по республиканским войскам. Поддержанные крупными силами авиации, артиллерии и танков, франкисты рвались к Теруэлю.
31 декабря из Харики пришла тревожная весть: фашисты овладели Конкудом. В этот день в воздушном бою был ранен Александр Гусев, возглавлявший оставшиеся под Теруэлем истребительные эскадрильи.
С начала контрудара противника истребительная авиагруппа Евгения Степанова, эскадрильи Сарауза и Алонсо, находившиеся под Барселоной, несмотря на нелетную погоду, неоднократно пытались прорва!ься через долину Эбро и горные перевалы на помощь наземным войскам Но снегопады, низкая облачность и туманы всякий раз преграждали им путь А противник с каждым часом все усиливал давление на земле и в воздухе.
В этой критической обстановке командование республиканской авиации было вынуждено пойти на крайнюю меру: разрешить истребителям над морем прорваться к Валенсии, а оттуда перелететь под Теруэль.
Это было смелое и рискованное предложение, но иного илхода в сложившейся обстановке никго не видел.
Тревожной была встреча нового, 1938 года.
Только утром 2 января, когда в районе Валенсии становилась относительно хорошая погода, полковник Пуна разрешил этот необычный перелет.
В полдень сорок истребителей И-15, ведомые Евгени-м Степановым, взлетев с расположенных под Барсело-юй аэродромов, ушли от окутанного туманом берега в яоре и взяли курс на юг. Час тридцать минут республиканские истребители летели вне видимости берега над штормившим Средиземным морем. К исходу дня эскадрильи уже были на Баракасе и Эльторо. Но еще четверо суток непогода продержала их на земле.
7 января армейскими разведчиками был установлен одход марокканской конницы и двух пехотных бригад ротивника. Генерал Рохо, несмотря на плохие погодные условия, приказал поднять в воздух группу Евгения Степанова.
Знакомой дорогой Евгений вывел четыре эскадрильи к лежавшему в дымящихся развалинах Конкуду. Мор-киляс и Дуарте со своими летчиками с бреющего полета ударили по растянувшимся на горном шоссе марокканцам и пехотным колоннам фашистов. А Степанов с эскадрильями Сюсюкалова и Комаса отбивались от налетевших «фиатов».
Бой уже шел к концу, когда самолет Комаса атаковали сразу шесть «фиатов». К нему на помощь поспешили Яков Ярошенко и его ведомый Добре Петрович. Они заставили фашистов разомкнуть огненный круг. Но два «фиата» бросились на Ярошенко. Петрович дал заградительную очередь, и один из фашистов метнулся в сторону. Однако югослав заметил, что «чато» Ярошенко как-то неестественно вяло выполнил разворот. «Что с ним? Ведь он попадет под пулеметы!» В тот же миг «фиат» зашел в хвост самолету Ярошенко, но тот продолжал лететь по прямой, постепенно заваливаясь вправо. Петрович понял: случилась беда. С яростью бросился он на фашиста, в упор расстреливавшего командира звена.
Отогнав «фиата», Петрович совсем близко подлетел к истребителю товарища. Голова Якова безжизненно склонилась к приборной доске. Крупнокалиберные пулеметы во многих местах прошили его самолет. Фюзеляж, в особенности в задней части, зиял рваными дырами. «Дойдет ли до аэродрома?» — с болью подумал югослав, тревожно оглядывая небо. Ярошенко с усилием поднял голову, повернул залитое кровью лицо к Петровичу. Слабо махнул рукой в сторону — «отойди!» Чувствовалось, что летчик держится из последних сил.
Они уже подходили к Баракасу. Ярошенко убрал газ и направил самолет к земле. Над западной границей аэродрома «чато» круто взмыл вверх, затем, как бы нехотя накренившись, скользнул вниз и левым крылом врезался в землю.
Петрович сел рядом. Выскочив из самолета, он бросился к лежавшей на боку машине товарища. Вытащив летчика из кабины, Добре положил его на снег. Ломая ногти, расстегнул карабины парашюта и «молнию» летной куртки. В груди Якова что-то клокотало.
— Яша! Друже! — вне себя от горя закричал Петрович. — Яша!
Ярошенко с усилием открыл глаза и отсутствующим взглядом осмотрел на Добре.
— Не надо, Добре! Умираю я, — он шумно вздохнул и затих.
Подняв на руки тело товарища, Петрович зашагал к зданию командного пункта…
Мрачнее тучи был в этот день обыкновенно веселый и разговорчивый югослав. В последующих вылетах он так яростно бросался на фашистов, что Степанов счел нужным его предупредить:
— Будь осторожен, Добре, не теряй головы.
Петрович словно не слышал его.